Человек с бульвара диссидентов: кем на самом деле был поэт Рубинштейн

Лев Семёнович Рубинштейн прожил благополучную жизнь, а умер неправильно, не по-людски. И уж точно не от того, чего боялся. Боялся он, думаю, чекистских репрессий, а убил его простой московский водитель, не обративший внимания на старика, идущего по зебре.

Я думал, он лет на пять старше, а оказалось, он родился в 1947 году. Хотя это как раз логично: 1947-й, 1948-й – осевые годы рождения для целого поколения советских интеллигентов. Их отрочество пришлось на хрущёвскую оттепель, в их юности танки прошли по Праге, заодно раздавив своими гусеницами их надежды на привольное будущее. А дальше – бесконечные кухонные посиделки, водка, самиздат, андеграунд.

Эта травма юношеского разочарования сформировала поколение закоренелых диссидентов, которые, за редким исключением, перенесли своё негативное отношение к государству и на нынешнюю Россию. Поэтому, читая русофобские высказывания Льва Семёновича, я не удивляюсь и даже почти не возмущаюсь. Толку-то? Старые люди, меняться поздно.

Лев Рубинштейн был известен как поэт, но поэтом он был особым. Обычно говорят, что он писал «стихи на карточках». То есть были какие-то карточки, и на них были какие-то слова. Никто не помнит, что это были за слова. Предложив процитировать несколько любимых строчек из Рубинштейна, вы натолкнётесь на непонимание собеседника.

Это нельзя объяснить тем, что автор принадлежал к течению, именуемому «московский концептуализм». Два самых известных поэта-концептуалиста, которых обычно, как Тютчева и Фета, упоминают в паре, – Пригов и Рубинштейн. Но стихи Дмитрия Александровича Пригова по-прежнему на слуху, они вошли в повседневный язык. А вот со Львом Рубинштейном иначе. Поэта знают, стихов не помнят.

На мой взгляд, его суперсила заключалась не в умении складывать слова, а в другом. Лет тридцать он уже не писал своих легендарных «стихов на карточках», но не только не был забыт, не только не затерялся среди толпы поэтов более свежих, более современных, но и по-прежнему считался в литературных кругах столицы главнейшим поэтом, более того – необыкновенным новатором. Вот это действительно феноменальное искусство. Этому умению себя подать, поставить на твёрдую ногу можно позавидовать.

Его стихи бессмысленно критиковать, говорить, что это плохие стихи или не стихи вообще. Кажется, это был лишь повод зацепиться за творческую среду, необходимой частью которой он стал. Когда кончились стихи, он стал писать эссе, рассказывать какие-то байки и даже петь песни. Всё это с восторгом принималось своими, а чужих никак не волновало. На самом деле от него требовалось просто быть, просто присутствовать. Гений места, садовый гном, талисман тусовки.

Я не раз видел и слышал Льва Семёновича и в Москве, и в других городах, но опыта личного общения почти не имею. Однажды мы с ним вместе участвовали в Венецианской биеннале современного искусства, и на подготовительном собрании он сказал: «Ездить на фестивали за свой счёт – непрофессионально». Это всё, что я услышал от него лично, и, мне кажется, в этом есть высокая мудрость.

При этом он производил впечатление бессребреника. Его называли Лёвушкой, он был добродушным и безобидным. Привносил в свою среду особый душевный комфорт. Глядя на него, все понимали: здесь собрались свои со своими и им хорошо вместе, а эта неприютная Россия и этот неприятный народ – они где-то там, за окнами кухни, кафе, клуба.

Он и был в первую очередь воплощением идеи сплочённости своих, избранных против жестокого и непонятного внешнего мира. Но я не подвожу вас к тому, что со смертью Рубинштейна ушла эпоха. Эпоха ушла чуть раньше, укатила на велосипеде через «Верхний Ларс». А Лев Семёнович никуда не уехал, остался спокойно доживать. Спокойно не дали.

Кого же сбил рассеянный водитель в новогодние каникулы 2024 года? Поэта-авангардиста? Борца с режимом? Думаю, просто советского человека, пережившего своё время. Помните же довлатовское: «Советский, антисоветский – какая разница?» В том лучшем мире, где сегодня обретается Лев Семёнович, разницы никакой.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.