Запудренная: как Дарья Трепова* пыталась нас убить

Выездное заседание второго западного окружного военного суда. Мы пришли чуть заранее. Вместе мы не собирались семь с половиной месяцев.

«Как себя чувствуешь?» – спросили девчонки с теракта у мальчишки с теракта. – «Как сыр». – «В смысле?» – «Весь в дырках».

Пострадавших в теракте – 85 человек. В больницах лежали около полусотни. Среди них несовершеннолетние, а самому старшему – за 70.

Погиб один. Необратимые жизненно важные последствия минимум у двоих. Что имеется в виду, я произнести не могу, не то что написать. Дурно становится.

Диагнозы как на передовой: минно-взрывное ранение, открытая проникающая черепно-мозговая травма, ушиб головного мозга тяжёлой степени, импрессионный многооскольчатый перелом лобной кости, рваная рана, множественные осколочные ранения. Контузия, баротравма – диагноз почти общий.

Как нам реагировать на суд над Треповой*? Мы общались в соцсетях, но старались не травмировать друг друга вопросами.

Со Следственным комитетом мы были на связи на протяжении всех семи месяцев. Как заботливые дядюшки и тётушки они обращались с нами. Будто вышли из детского стихотворения «Дядя Стёпа – милиционер»: участливые, понимающие, входящие в положение.

У меня всегда ворох вопросов. Например, такой: кем Трепова* чувствует себя сейчас? Умершей для жизни? Или надеется на жизнь в тюрьме? Может, она считает цель оправданной и великой и надеется на воскрешение? У нас впереди многодневные и многочасовые заседания – возможно, как раз для её рассказов судьям и потерпевшим.

В тот день военкор Владлен Татарский всех нас покорил с первых слов. Обаятельный, улыбчивый, общительный, с шутками и прибаутками.

И вот ему вручает подарок она, яркая блондинка с завитыми локонами, чёрный тренч в пол, юбка-мини, каблуки, драматический маникюр бордо, яркие губы и звезда во лбу (пирсинг такой). Золотистые локоны развеваются, полы плаща летят, она широко улыбается, склонив голову. По залу разливается радость и благодать. Такой подарок от такой эффектной девушки. От валькирии.

Что было дальше – я когда-нибудь напишу. Или нет.

Когда мы выбежали на улицу, машины останавливались одна за другой. Из одной стрелой вылетел парень и заорал: «Кого куда везти?»

Быстро появилась спецтехника: белые и жёлтые скорые с мигалками и красным крестом на капоте, легковушки Росгвардии с буквами Z на весь капот, микроавтобусы и машины пожарных, полиция.

Уже к темноте подтянулись телевидение и радио. Вдруг вижу, что нас с товарищами хотят фотографировать на телефон. Всех трясёт, все в крови, у кого-то в лице – мелкие осколки.

Мы ещё не знаем, что с кем случилось, и тихонько спрашиваем друг у друга: «Что произошло? Взрыв? Где? Откуда? Что с Владленом?»

Я стою с пакетом с мальками водки в одной руке и бутылкой коньяка в другой. Прихлёбываю сама, отпаиваю всех, кто рядом, подхожу ко всем, кто стоит на ногах, протягиваю мальки. За пузыри позже была отчитана подружкой, но меня никто не учил, что делать в такой ситуации, и я решила по-русски накатить, чтобы начать дышать.

Подхожу к даме с телефоном и с наиболее возможным спокойствием в текущей ситуации говорю: «Мы не разрешаем никаких фото. Вы кто? Пресса? Я буду разговаривать только со старшими». А внутри орала: «Совесть имейте!»

Теперь Генпрокуратура РФ утвердила обвинительное заключение по делу Дарьи Треповой*. Во время суда будет определяться только срок.

Мы можем требовать возмещения физического и морального вреда, но у Треповой* есть лишь доля в комнате в коммунальной квартире в Петербурге. У её пособника Касинцева имеется квартира в спальном районе, в которую он её как раз пустил. Даже автомобилей у них в собственности нет.

В России гуманное законодательство. За укрывательство Касинцеву грозит до двух лет колонии, и он вернётся в родную хату.

Маму Треповой я не видела, а дедушку встретила в коридоре СК, когда выходила ближе к полуночи. Он так печально сидел и всё твердил: «Если бы мне дали с ней поговорить… если бы мне дали с ней поговорить…» Ответить ему хотелось: «Дед, разговаривать с ней надо было раньше».

Знаю, как заполнили заявления потерпевшие. «Прошу назначить наказание подсудимой Треповой Д.Е. строгое / нестрогое на усмотрение суда, подсудимому Касинцеву Д.С. – строгое / нестрогое на усмотрение суда». Большинство обвели слово «строгое».

Для женщин у нас максимальный срок лишения свободы – 20 лет. У нас самый гуманный суд в мире. Для женщин нет пожизненного и не назначается смертная казнь.

*Внесена в перечень террористов и экстремистов.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.