Удар речи: почему Андрей Белый не нашел дороги к массовому читателю

Для широкого читателя, вернее, для читателя за пределами круга филологов-профессионалов, Андрей Белый остается лишь одним из ряда русских символистов. Этому течению повезло с буквой Б: старшие символисты – Брюсов, Бальмонт, Балтрушайтис, младшие – Блок и Белый. Но Блок – превыше всего и отдельно от всех.

А Андрей Белый как будто бы светит отраженным светом: друг Блока, соперник Блока, тень Блока. Хотя как же он оказался в тени? Ведь написал-то он гораздо больше и отметился в большем числе жанров. И множество стихотворений, и поэмы, и большой массив новаторской прозы, и специально придуманные им «симфонии» на грани прозы и стиха, и стиховедческие исследования, и объемные мемуары, и двухтомный историко-философский трактат.

Но так вышло, что, несмотря на поразительную работоспособность, не создал Белый своей «Незнакомки», своих «Двенадцати» или «Скифов», не вышел на уровень народных хитов. И от пяти его романов, включая прославленный «Петербург», в головах у читателей не осталось ни нарицательных персонажей, ни метких, полезных в жизни цитат.

И тем не менее – откроешь любое его произведение, да хотя бы биографическую поэму «Первое свидание», и становится очевидным присутствие гениального духа. Недаром в 1934 году, когда Белый умер, в его некрологе в «Известиях», подписанном Борисом Пастернаком, Борисом Пильняком и Григорием Санниковым, трижды употребляются слова «гений» и «гениальный». По отношению к литератору, пусть и заслуженному, но бесконечно далекому от пролетарской культуры, такой некролог выглядел как скандал.

Кто же такой Андрей Белый? По рождению – московский мажор, сын профессора математики Бугаева, крещенный с именем Борис. (Псевдоним, под которым мы знаем этого человека, появился в 1902 году.) Вырос на Арбате.

С юных лет интересовался философией, буддизмом, мистицизмом, оккультизмом – всем тем, что позже получит название «нью-эйдж». Поступив на физико-математический факультет Московского университета, не посрамил честь отца, который был там деканом, серьезно занимался наукой (зоология беспозвоночных) и, получив диплом, тут же приступил к учебе на истфиле, который, впрочем, не окончил.

Андрей Белый, как и вся прогрессивная молодежь, с восторгом встретил первую русскую революцию, считая ее явлением космического масштаба. После поражения революции, наряду со многими представителями интеллигенции, оказался за границей, в Мюнхене и Париже. И это было лишь началом его путешествий.

В 1911 году он едет в Северную Африку и Палестину, а в 1912 году в Берлине происходит главная встреча его жизни – с антропософом (т. е. замороченным оккультистом) Рудольфом Штайнером, в кружке или секте которого в швейцарском городе Дорнах Белый обретается до 1916 года, когда в ответ на повестку из российского военкомата сложным путем (но не в пломбированном вагоне) возвращается в Россию.

Можно сказать, Андрей Белый был «неправильным эмигрантом»: до 1917 года он провел за границей гораздо больше времени, чем после. Большевики отпустили его в 1921 году в Берлин, откуда он вернулся через два года, запомнившись русским эмигрантам, включая Ходасевича и Цветаеву, своими экстатическими танцами под модный фокстрот в берлинских барах.

Музыка – вот какова была его истинная стихия. Во всем искал он музыку – в поэзии и прозе, в философии и религии, в человеческом общении. И был несчастен в любви. Любовь Менделееву ему в итоге пришлось уступить Блоку, Нину Петровскую – Брюсову. Брак с Асей Тургеневой тоже распался: вообразите, какая пошлость – она предпочла гению имажиниста Александра Кусикова.

Репутация чудака, человека не от мира сего, погруженного в собственную музыку, в СССР была для Белого охранной грамотой, хотя от антропософии он не отрекался и даже пытался создать совсем уж баснословный «орден тамплиеров». Когда же в 1931 году возникло «дело антропософов», Андрей Белый, хоть и был признан «идеологом антисоветской группы», никакого наказания не понес.

Условной ссылкой отделалась и последняя женщина Белого, Клавдия Васильева, которая ради этой поблажки должна была развестись со своим формальным мужем и зарегистрировать брак с Белым. По словам самого поэта, их поженило ОГПУ. На руках у этой женщины он и умер 8 января 1934 года от последствий солнечного удара.

Влияние модернистских вещей Андрея Белого на раннюю советскую литературу было огромным, однако потом, по мере утверждения соцреализма, его актуальность устремилась к нулю. Но и сегодняшний литератор, ищущий новые пути, нет-нет да и заглянет в тексты Белого за удачной подсказкой.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.