Митрофан-клуб: почему Денис Фонвизин по-прежнему актуален

К юбилею отца русской комедии – обозреватель «Абзаца» Игорь Караулов.
Русская литература, по сравнению с основными европейскими, относительно молода. И всё же 280 лет, отделяющих нас от момента рождения Дениса Фонвизина, – большой срок. За это время не только изменился русский язык, но и несколько раз успели поменяться условия бытования отечественных литераторов.
Во времена Фонвизина эти условия были весьма приличны, не то что в наши дни. Его творчество относится к царствованию Екатерины Великой – тому уникальному времени, когда литература сделалась увлечением императорского двора и его окрестностей, причём не без участия самой императрицы. Эту эпоху можно сравнить с золотым веком римской литературы при Августе. Возможно, наша словесность многое потеряла бы, не будь у неё такого роскошного отрочества.
Почти все поэты и писатели тогда состояли на государственной службе, даже хулиган Барков какое-то время служил. Фонвизин тоже трудился по линии внешнеполитического ведомства. Благодаря работе переводчика и секретаря он был погружён в контекст европейских – и прежде всего французских – интеллектуальных дискуссий.
Пока Екатерина переписывалась с Вольтером, д'Аламбером и Дидро, Фонвизин (фамилия которого при жизни писалась Фон-Визин) перелагал проблематику Просвещения на язык русской драмы, зарабатывая себе репутацию отечественного Мольера.
При этом, будучи, несмотря на немецкое происхождение, «из перерусских русским» (слова Пушкина), он был не только проводником, но и критиком модной французской мудрости, которая представляла собой большой соблазн для русского общества. Неудивительно, что жанр комедии подошёл ему лучше всего.
Вообще-то Фонвизин написал пять комедий, но знаем мы главным образом одну. «Недоросль» как вошёл в русскую речь, так из неё и не выходит. До сих пор мы называем неуча Митрофанушкой, а фразу «Не хочу учиться, хочу жениться» воспринимаем как народную поговорку.
Более того, в наше время, когда даже извозчикам уже не надо учить географию, поскольку есть навигаторы, «Недоросль» становится ещё актуальнее. Нашествие искусственного интеллекта, увы, грозит митрофанизацией всего населения, так что театрам рано вычёркивать эту пьесу из репертуара. Мы по-прежнему узнаём на сцене и своих знакомых, и самих себя.
Однако не менее интересна и другая комедия Фонвизина – «Бригадир». В XVIII веке она была даже популярнее «Недоросля», к началу ХХ века сошла со сцены, но в последнее время интерес театров к ней возрос.
И в самом деле, в этой весёлой и, можно сказать, эротической комедии, где мужья влюблены в чужих жён, жёны – в чужих мужей, а попутно решается вопрос счастья скромной и разумной девушки (которую, как и в «Недоросле», зовут Софья), вероятно, впервые выведен тип русского либерала-русофоба.
Это бригадирский сын Иван, который приехал из Парижа и в своей речи уже не может обойтись без французских слов. «Всякий, кто был в Париже, имеет право, говоря про русских, не включать себя в число тех, затем что он уже стал больше француз, нежели русский» – ну разве это не похоже на сегодняшних релокантов, открестившихся от России?
Можно сказать, что Грибоедов (тоже дипломат, заметим) написал «Горе от ума», полемизируя с «Бригадиром». У него центральный персонаж также приезжает из-за границы, только это не дурачок Иван, а прогрессивный и честный Чацкий. И если в «Бригадире» борьбу за Софью выигрывает положительный персонаж Добролюбов, то Грибоедов отказывается от хеппи-энда, отдавая свою Софью подловатому Молчалину.
Нетрудно догадаться, что и Смердяков у Достоевского – развитие всё того же фонвизинского образа дурака и подлеца, поверхностно нахватавшегося заграничных идей. Да и Пьер Скрипкин в пьесе Маяковского «Клоп» – родственник всё того же Иванушки из «Бригадира».
XVIII век, в течение которого на основе заимствованных форм и переводов с французского и немецкого постепенно стала возникать оригинальная русская литература, всё же находится у нас в тени. Много ли мы помним стихотворений из Ломоносова и Державина? А Тредиаковский, основоположник русского стихосложения, и вовсе забыт. Забыт Сумароков, яростно соперничавший с Ломоносовым. Никто не читает Хераскова. Забыт Иван Дмитриев, между прочим, переживший Пушкина.
А вот комедии Фонвизина наряду с баснями Крылова воспринимаются без всяких скидок на время написания. «Умри, Денис, лучше не напишешь», – будто бы сказал князь Потёмкин после премьеры «Недоросля». Но Денис и не думает умирать, а написать лучше – попробуйте.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.