Орёл и «Орешник»: что слышит Запад в названии нашей новой ракеты

В вечернем выступлении Владимира Путина меня особо вдохновил даже не рассказ о том, что новая ракета летит к цели со скоростью 10 махов и ей не страшна никакая ПВО, а её название.

Называть страшное оружие по «именам» деревьев – добрая русская традиция. На боевом дежурстве давно стоят «Тополя», просторы морей бороздят «Ясени». Но задумайтесь, что должен услышать представитель атлантической культуры в сообщении о ракете средней дальности, способной нести несколько ядерных зарядов, под названием «Орешник».

Грамотные люди уже обратили внимание, что у друидов на территории нынешней Великобритании – в Уэльсе, Шотландии и Ирландии – орешник был символом правосудия. Причём это не метафора вроде «стройный как кипарис» или «прочный как дуб», а глубоко укоренённое мистическое знание. Чтобы осудить преступника, друиду нужен именно орешник. Не бук, не тис, не бузина.

Оружие Судного дня с точки зрения этой древней культуры просто обязано называться «Орешником». Мировая ядерная война – это ведь и есть армагеддон, событие перед Страшным судом.

И это лишь часть на редкость многозначительной символики выступления президента России. Восприятие орешника англосаксами важно, но символизм свойствен и нашей культуре. Вспомним, что русские в XX веке предпочитали давать своему лучшему оружию нежные и совершенно не воинственные имена.

Первый реактивный миномёт мы назвали «Катюшей», поскольку смысл войны за Родину в том, что женщина дома любовь сбережёт. Возвращаясь домой, воин дарит ей цветы, поэтому лучшие наши артиллерийские системы – «Гвоздика», «Тюльпан» и «Гиацинт». «Тополь» и «Ясень» тоже названы не слишком воинственно.

Суть русского мировоззрения в том, что Россия никогда воевать не хочет. До самого последнего момента и даже дольше мы стараемся избежать боевых действий. Уговариваем. Стыдим. Взываем к разуму. Вопреки собственным интересам приказываем командирам частей и подразделений «не поддаваться на провокации».

Наконец с душевной болью соглашаемся, что драться всё-таки придётся, если на той стороне добрых слов не понимают.

А когда вражеское вторжение начинается, поднимается, по слову классика, «дубина народной войны». С точки зрения русского мужика, дубина, конечно, должна быть ясеневой. Но в качестве последнего предупреждения врагу, который приходит из-за большой лужи, стоит показать именно орешник. Ему так понятнее.

Если, конечно, он там, за лужей, не совсем ещё забыл собственные корни.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.