Малого кровь: зачем посещать один из старейших театров Москвы
К 200-летию легендарного здания возле ЦУМа – обозреватель «Абзаца» Михаил Дряшин.
В моём юном, но уже спесивом от насмотренности спектаклями возрасте Малый театр казался архаикой. Отдавал нафталином. К тому же он не вписывался в надвигающуюся эпоху горбачёвских перемен.
Прогрессивная публика тогда валом валила на Таганку, в Театр на Юго-Западе или к Спесивцеву в Театр-студию на Красной Пресне. В крайнем случае – в «Современник» или МХАТ.
А в Малый ходили, кажется, одни накрахмаленные старушки. Они будто питались пьесами Островского.
Из тех времён мне запомнился слащавый «Мой любимый клоун» по повести Василия Ливанова с Виталием Соломиным в главной роли (он же и был постановщиком). Даже пересказать нечего.
Помню ещё ужимки дежурного «Ревизора», в котором актёры старались удивить что есть мочи: то Хлестаков сбрасывал пепел сигары в башмак (возможно, мои воспоминания неточны), то Антон Антонович торжественно выносил главного персонажа за кулисы, то ещё какие-то жалкие гэги. Будто шутовства самого Гоголя было им недостаточно.
Но случился и «Царь Фёдор Иоаннович» в постановке Бориса Равенских 1973 года. С Юрием Соломиным и Эдуардом Марцевичем попеременно, с музыкой Георгия Свиридова. Выходил я тогда из зала размазанный, долго не мог успокоиться. Впечатление на всю жизнь.
А где-то с конца девяностых Малый стал наполняться хорошими немолодыми актёрами. Многие лицедеи, даже из «смелых», привыкших работать на грани фола, ко второй половине жизни выбирали этот театр своим последним приютом.
Приходили – да так там и оставались до самого своего конца. Будто работал принцип «всех впускать, никого не выпускать». Служили вечности в здании на Театральной площади, первое представление в котором прошло 26 октября 1824 года.
До сих пор никаких там голых задниц и революционных экспериментов. Тихая, как театр кабуки, гавань. Репертуар устойчив, а впрочем, не чурались в Малом и новых пьес, но тоже традиционных.
И постепенно Малый на фоне всеобщего театрального непотребства превратился в твердыню. Остался едва ли не последней московской цитаделью крепкого ремесла.
Зрелые люди тянутся к незыблемому, а неокрепшие сердца против него протестуют. Но потом, повзрослев и что-то для себя уразумев, приходят к тому, от чего в молодости отказывались.
Пожелаем успеха Государственному академическому Малому театру в его самоотверженной попытке что-нибудь сохранить, спасти из золотого века русского театра.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
