Мастер и не горит: почему нам некем заменить Маршака

В Воронеже обожают ставить памятники поэтам и писателям. На его улицах увековечен не только Мандельштам, отбывавший здесь ссылку, но даже Есенин и Высоцкий, никогда не посещавшие город, не говоря уже о местных уроженцах – крестьянских поэтах Кольцове и Никитине, прозаике Платонове.

Но самый трогательный памятник, на который вы обязательно наткнётесь, гуляя по центру города, представляет собой фигуру полноватого, улыбчивого человека в очках, немного растерянного на вид, к которому подлетает девочка с крылышками. Это Самуил Маршак. Он тоже воронежский, хотя куда только его не заносила судьба.

Есть у него известная автоэпитафия:

Жил на свете Маршак Самуил.

Он курил, и курил, и курил.

Всё курил и курил он табак.

Так и умер писатель Маршак.

Здесь есть намёк на скучную кабинетную жизнь, которую автор вёл в огромной квартире в знаменитом доме на Садовом кольце, где обитали, помимо прочих, асы авиации (Чкалов, Байдуков, Беляков) и плаката (Кукрыниксы, все трое). Но это было во второй половине его жизни, первая же была довольно авантюрной. Впрочем, время было такое, что прожить без авантюр представлялось затруднительным.

Маршак умел быстро и невозмутимо переключаться. Он начинал свою литературную биографию как певец сионизма, его первый поэтический сборник так и назывался – «Сиониды». Даже съездил на Святую землю, но не осел в кибуце, а очутился вдруг в Лондонском университете. Там сионизм у него как рукой сняло: он понял, что переводы с английского гораздо перспективнее, чем с идиша и иврита, которыми занимался ранее.

Во время Гражданской войны он оказался в Екатеринодаре, где воевал пером против большевизма в газете. Когда же белые стали драпать, спокойно дождался красных и тут же получил должность – стал заведовать детскими приютами и колониями. Так начался его путь в детскую литературу.

Маршак сочетал в себе писательское трудолюбие и организаторский талант, поэтому уже к середине 1920-х годов стал душой и мотором литературы для детей. Альманахи «Воробей» и «Новый Робинзон», журналы «Ёж» и «Чиж», наконец, легендарный Детгиз – все эти предприятия функционировали под его чутким руководством.

Маршаку везло. Литературная молодёжь, которую он курировал (Олейников, Хармс, Введенский), кончила довольно плохо, а с него как с гуся вода. Хотя, учитывая биографию, в конце 30-х было бы самое оно – объявить его английским шпионом. Отдельные товарищи-литераторы проявляли такую инициативу, но власти оказались глухи к сигналам.

Правда, в 1938 году, якобы опасаясь репрессий, Маршак внезапно переехал из Ленинграда в Москву. Но что ждало его в столице? Орден Ленина и та самая квартира на Садовом.

Мало того – во время Великой Отечественной войны Маршак стал членом Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), а когда руководство ЕАК было расстреляно, с головы детского поэта не упало ни волоса.

В итоге из всех советских литературных генералов, как мне кажется, именно Маршак прожил самую благополучную жизнь. Фадеев спился и застрелился, Шолохов перестал писать, Федин и Тихонов были забыты при жизни. А Маршак, хоть и умер в преклонном возрасте, не успел стать «сбитым лётчиком». На тот момент именно его книги становились первыми для советских детей. Именно в его переводах советские люди знакомились с сонетами Шекспира, балладами Бёрнса, стихами Киплинга, Китса.

Самуил Маршак был неутомимым литработником, виртуозным мастером стиха и самоотверженным редактором, потратившим значительную часть жизни на доведение до ума чужих текстов. Но чего-то ему не хватало, чтобы стать по-настоящему большим поэтом, уровня Мандельштама или Маяковского. Он, видите ли, был не горяч и не холоден. Он мог предложить читателю лишь теплоту, уют, здравый смысл, нормальность, чувство меры.

Он и английских классиков упрощал, обтёсывал на какой-то общепонятный манер, что особенно заметно в случае мистика Блейка.

Будучи одним из создателей отечественного мифа о доброй старой Англии, старался адаптировать для советского читателя, несколько замороченного революционными лозунгами, консервативную идею разумных ценностей. Но именно в детской литературе такой автор был просто необходим и по праву занял в ней центральное место.

Шестьдесят лет – время целой человеческой жизни – мы живём без Маршака, но вряд ли когда-нибудь станем обходиться без его книг. И вновь человек рассеянный будет делать всё не так и ехать не туда, но в результате оказываться в нужном месте.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.