Знание силы: почему Западу интересен русский философ

После нашумевшего интервью на философа обрушилась критика. Одни написали, что Дугин представил западной аудитории себя и русскую мысль как явление экзотическое, стоящее в одном ряду с медведем и балалайкой. Другие, напротив, разоблачили его как философа с западными корнями, чуждого русской традиции. Естественно, нашлись и желающие обозвать Дугина шутом, шарлатаном, мракобесом.

За всем этим, разумеется, стоит зависть. Каждый ведь мнит себя мыслителем, а Такер Карлсон почему-то пошёл к Дугину. У нас целая корпорация профильных специалистов гнездится в Институте философии РАН. Есть там директор, то есть главный философ по должности, Абдусалам Гусейнов. Но Карлсон пошёл к Дугину, Гусейнов его не заинтересовал.

Можно взглянуть и на более широкий контекст. После интервью с Владимиром Путиным Карлсон отправился беседовать не к кому-то из министров, руководителей парламента, чиновников или губернаторов. Он не обратился к миллиардеру или начальнику федерального телеканала. Кто такой Дугин, чтобы быть вторым после Путина в российском графике американского журналиста? Сколько у него дивизий? На каком он месте в списке Forbes? Словом, разрыв шаблонов налицо.

Но как раз с точки зрения американской журналистики Такер Карлсон никаких шаблонов не порвал. Он следует запросам своего зрителя. Его зритель хочет знать, во-первых, что собой представляет главный правитель России, а во-вторых – её главный мыслитель. Какие идеи стоят за политикой Путина, кто эти идеи развивает.

Так выбор Карлсона становится понятен. В 2014 году журнал Foreign Policy включил Дугина в число 100 ведущих интеллектуалов мира, а трагическая гибель его дочери Дарьи от рук украинских убийц подчеркнула значение отца. В кого целит враг, тот и важнее, масштабнее.

Понятно, что не Карлсону назначать здесь главного философа. Было бы странно, отвергнув диктат официальной Америки, смотреть в рот Америке оппозиционной. Не так важно, Дугин или не Дугин. Важно, что американец преподал нам урок уважения к человеческой мысли как таковой.

В советское время у нас много говорили об идее, которая становится материальной силой. Представьте себе, в Америке и сейчас в это верят. А вот у нас к идеям и их носителям отношение какое-то несерьёзное. Больше верим в силу бабла. Оттого и Украину потеряли в своё время, а теперь вынуждены кровью и потом возвращать.

Дугин, конечно, более уязвим для критики, чем любой академический философ. Более того, он подставляется, поскольку смеет философствовать публично, проживать свою мысль на миру, не ограничиваясь её распространением среди специалистов. Но в этом и его сила.

На Западе модный, популярный философ – естественный элемент публичного ландшафта и часть мягкой силы. Таков Фрэнсис Фукуяма, которого упоминал Дугин в интервью. Таков Славой Жижек. Таков Квентин Мейясу, а до него – ещё десятка полтора французских мыслителей эпохи постмодерна.

Может Россия предложить таких философов? Может и должна, иначе как нам претендовать на духовное лидерство в мире? Но для этого нужно повысить авторитет мыслящего человека внутри страны.

У нас есть Дугин, и это хорошо: пусть страна больше узнает о Дугине. Но у нас есть и те, кто может ярко и аргументированно поспорить с Дугиным. Давайте помечтаем, чтобы философский диспут стал заметным событием в жизни страны, на уровне матча «Спартак» – «Зенит». Глядишь, и заинтересуем весь мир несколькими самобытными философами.

В тезисах Дугина в беседе с Карлсоном содержалась важная мысль о человечности. О том, что вслед за гендерными, расовыми и прочими идентичностями Запад готовится отбросить человека как такового, расчеловечить общество. О том, что традиционные ценности, в пользу которых мы сделали выбор, призваны защитить нас именно от этой угрозы.

Мне кажется, независимо от того, как мы оцениваем взгляды Дугина в целом, эта мысль совершенно бесспорна и способна объединить людей и в России, и во всём мире. Ведь многие наши разногласия кажутся второстепенными перед лицом главного конфликта надвигающейся эпохи: люди против нелюдей.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.