Муж на сковородке: почему у режиссёра Богомолова так много манифестов

Слушать Константина Богомолова – будто считать воображаемых овец. За рулём опасно. Можно потерять ориентацию.

Убаюкивающая, нет, разнузданная пустота его болтовни. Единственный предмет, о котором вещает Богомолов, – он сам. Его талант, характер, его эстетика, то есть ноль.

«Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки?» – повторял советский сатирик услышанную когда-то на Привозе шутку.

А какой вкус можно выражать с такой женой, как Собчак? Само её наличие опровергает присутствие вкуса.

Говорить о своём таланте Богомолов всегда готов. Любовался бы талантом в уборной – вопросов бы не было. Но он его хочет и нам показать.

Зритель Богомолову не важен, когда у него есть ресурс. «Театр есть ресурсное искусство», – говорит творец, предлагающий нам фекалии.

Ресурс – это деньги и воля. Чья злая воля вынесла на гребень волны богомоловский талант? Это вопрос из сферы конспирологии. Или, как говорят наши прирождённые юмористы с Привоза, «спрашивать нельзя».

Богомолов – это заметно – упивается красноречием. А скорее своим голосом и интонациями. В этом весь его вкус.

Он считает, что вкус – это то, что у него. Не в смысле цитаты из «Идеального мужа», с которого в постановке Богомолова зритель уходит. А оригинала Уайльда: «Модно только то, что носишь сам. Все остальные – это ужасное общество».

Богомолов до тошноты не оригинален. Если к его Ксении как к образцу беспримесной пошлости и занудства мы привыкли, то принять банальности Богомолова за откровения, которыми он их считает, трудно.

Слушая его рассуждения, хочется крикнуть: «Ну когда уже хоть какой-нибудь просвет?». Муть сгущается и плывёт от фразы к фразе. Прослушав дюжину тезисов, ты уже предугадываешь следующий трюизм. В этой оратории нот всего три: я, я и я.

«Вкус бывает только у портных», – говорил язвительный Бродский, если верить мстительному Довлатову. Перед нами Богомолов, портной без вкуса.

Слышать зрителя он не собирается. Он его «воспитывает», точнее, дрессирует. Приучает к своей «эстетике».

При слове «эстетика» перед глазами возникает свадебный катафалк – ещё одна его бездарная постановка. Платье невесты. Порновенчание. О какой «эстетике» речь?

Деспотичный Людвиг Витгенштейн считал, что этика и эстетика вообще не стоят разговора. Не случайно к ним обращаются, когда нечего сказать. А говорить следует лишь об объектах и их взаимодействии.

Богомолов не этичен и не эстетичен – что сам по себе, что в паре, что в своём стремлении «приучить» или приручить зрителя, чтобы он не сбегал с его спектаклей и не лишал «ресурса». Его занятие, единственное достойное его способностей, – раскладывать носки в ящике.

Экстраверт, демонстративный до предела, он пытается уговорить зрителя любить его. Хоть за что-нибудь.

Если у коровы не покупают молоко и сметану, она не предлагает говядину. Но Богомолов готов предоставить себя всего: личную жизнь и свои представления о театре.

Муха тоже жужжит, потому что не может умереть тихо.

Богомолов мгновенно влюбляется в любой предмет, о котором говорит, так как говорит только о себе.

Характер – ещё один фетиш Богомолова. Это, по его утверждению, 90% успеха. Публика видела этот «успех». Половина зала бежала, признаётся Богомолов. А остальные, похоже, спали. А теперь спят все? Впадают в летаргию от навязчивого типа «зануда обыкновенная».

Единственное, что может остановить Богомолова в процессе восхваления себя, – снотворное. Сам-то он не смотрит свои постановки, иначе бессонница бы прошла. Руминации бы стихли.

Сомнамбулическое письмо Богомолова о себе усыпляет вкус, эстетику, разбавляет, как сметану в гастрономе, зрительское чутьё.

Только так можно принять Богомолова за чистую монету – будучи погружённым в сон. И, похоже, загипнотизированные есть – нэпманы и их спутницы заполняют залы, где со сцены им предлагают Богомолова.

Но страна-то живёт. Бодрствует. Движется. Побеждает. А тут такой главреж ей предлагается, снулый эксгибиционист. Распахнул он плащ, а под ним ничего. И зачем было караулить публику в сумрачном лесу театра, если нечего явить? Обман. Верните деньги!

Константину надо выспаться. Впасть в сон человеческий, здоровый, а не золотой, навеянный безумством внимания функционеров от культуры и наглостью супруги.

Он устал от себя – слишком много безответной любви к себе. Он клюёт носом. Но не сдаётся, изображает бодрствование, продолжая баюкать себя байками о таланте и характере.

Пожалуй, самое время ему начать считать овец.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.