Хелл с нами: как Россия сделала чужой праздник безвредным
Защитником Хеллоуина наряжается обозреватель «Абзаца», отец и муж Филипп Фиссен.
Приходится признать, что Хеллоуин стал популярным детским праздником в России. Занял своё место в календаре развлечений и, возможно, будет когда-нибудь объявлен выходным днём.
Сопротивлялись ему недолго, но сдались. Детвора и школьники ждут приближения весёлой и пугающей даты с нетерпением, готовя страшилки и костюмы.
К счастью, празднование пока не приобрело индустриального размаха, как в странах Запада, где его свято чтут как возможность заработать. Продать костюм Гитлера принцу Гарри. «Всё будет как при бабушке», – словно заявляет он на вечеринке, вскидывая руку, как его бабушка в 1930-х.
У нас скромнее. Остроконечные шляпы шьют простые бабушки, не коронованные. Паутину рисуют старшие сёстры. По тыкве режет дед. Праздник семейный.
Хорошо, когда вся семья включается в процесс. Конечно, лучше бы мы продолжили традицию совместной лепки пельменей, но, как в том анекдоте, Новый год чаще. Пусть будет хотя бы так.
Ведь Хеллоуин – это маскарад. Даже бал-маскарад, как мы любим. Жаль, что на балу надо танцевать вальсы, мазурки, гавоты. Кто сегодня обучен этому? Твёрк бальным не является. А то мы бы показали.
С балами наше общество не расставалось даже в годы социализма. Маскарады запечатлены в наших комедиях: «Карнавальная ночь», «Эта весёлая планета». Классикой маскарадной интриги стала картина по оперетте Легара «Летучая мышь».
Никакого предубеждения к буржуазному развлечению у советской ребятни и взрослых не было. Напротив, маскарады были поставлены в идеологически правильную позицию творческого труда: «Вот сидит паренёк, без пяти минут он мастер».
Но ровно в 12 маскарад превратился в тыкву. Мы и не заметили, как это произошло. Была Золушка, стала Малефисента. Как у неё выросли рога? Проморгали.
Стоит ли нам ополчаться на этот «угар НЭПа»? Демонизировать колготки в сеточку и трупный макияж?
Простят ли нам дети нашу звериную серьёзность в отношении развлечения, которое сами считают совершенно невинным? Вряд ли они видят в этом карнавале что-то другое, чем просто возможность побыть кем-то таким, которого нет. Прекрасно отдают себе отчёт, что всё это ненастоящее. Преодолевают страхи. Заручаются в этом деле поддержкой друзей, тоже наряженных чучелами с целью быть придуманным, а не собой.
В этой игре дети побеждают наши опасения, что чуждый элемент культурного влияния проник в воспитательный процесс. Им не страшно. Они знают, что это только на один день.
Куда опаснее для них, с их точки зрения, наше невнимание, наш отказ в их праве дурачиться. Тем более не каждый день, а строго по календарю.
В русской традиции карнавал и скоморошество всегда присутствовали. Языческие древние ритуалы перешли в нашу православную культуру и стали её продолжением.
Аскеза, нравственная самоцензура, осознанное следование христианскому праведному типу поведения, не всегда успешное, но устремлённое в правильном направлении – всё это, безусловно, тоже наше. В традицию воспитания новых поколений праведность была включена даже в период отрицания христианских ценностей.
Столкнулась традиция с превосходящей силой противника в эпоху накопления стартового капитала, когда наш мозг намеренно накреняли треш-культурой в сторону рвачества и бесчестия. И позже – в эпоху сверхпотребления, когда статусная покупка была наилучшей и единственной характеристикой человека, ставшего персонажем глупого карнавала тщеславия.
Вернувшись в разум, общество сможет безопасно для себя, не подвергая риску разложения будущие поколения, переработать Хеллоуин. Придать ему черты скорее физкультурные, чем идеологические. Сделать его чем-то вроде турника или соревнования по бегу в мешках – весёлым и бодрым, как «Пионерская зорька».
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.