Под рифмой секретно: почему Александр Блок был провозглашен Пушкиным ХХ века

Я помню столетний юбилей Александра Блока. В том же 1980 году всей страной праздновали 600-летие Куликовской битвы, и блоковский цикл «На поле Куликовом» оказался удачной связкой между двумя датами. «О Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь».

Тогда Блок был торжественно провозглашен Пушкиным ХХ века. В этом был свой резон. Пушкин настолько разнообразен, что каждый найдет в нем что-то близкое. Он и друг декабристов, и слуга царю, и легкомысленный певец женских ножек, и сказочник, и вдумчивый историк.

Блок тоже многолик: за два десятилетия поэтической работы он прошел путь от возвышенной мистики до социальной критики, от ресторанной лирики до революционного эпоса. Какого хочешь Блока, такого и полюби, а никакого не полюбить невозможно.

Изменчива и внешность Блока. На одних фото я вижу молодого итальянца эпохи Возрождения, на других – мужика с обветренным лицом. Но сначала, конечно, был мальчик. Кудрявый, из хорошей семьи. Дедушка – профессор, ректор Санкт-Петербургского университета. Отец тоже профессор, но в семье не ужился, так что с девяти лет будущий поэт жил с матерью и отчимом, офицером. Был маминым сыном всю жизнь. Мать, Александра Андреевна, и приучила его к поэзии.

Личная жизнь Блока вышла нескладной, но в конечном счете счастливой. Он до конца остался со своей женой Любовью Менделеевой, дочерью великого химика, которую не любил физически, хотя боготворил как Прекрасную Даму и уважал как личность.

У обоих были сторонние увлечения. Увлечения Блока давали плоды в виде циклов стихов. Блок не брезговал пользоваться услугами проституток, особенно когда выпивал. А выпивал он много. Может быть, это его не красило, но «Незнакомка», в которой есть и проститутка, и алкоголь, – лучшее русское стихотворение прошлого века.

Далеко не все поэты ставят под стихами дату их написания. Блок ставил и этим облегчил работу исследователям. Он писал очень неравномерно. Мог подолгу молчать, а мог сочинять запоем, по пять стихотворений ежедневно. Конечно, эти стихи были очень разного качества. Иногда Блока называют гениальным графоманом. По словам Маяковского, у него «из десяти стихотворений – восемь плохих и два хороших, но таких хороших мне, пожалуй, не написать».

Блока выдвинула в первый ряд русских поэтов уже его дебютная книга, «Стихи о Прекрасной Даме», которая вышла в 1904 году. Однако больших денег стихи ему не принесли: в родном Петербурге/Петрограде он так и не приобрел собственного жилья, обитал в съемных квартирах. Может быть, будь он еще и автором популярных романов, как Сологуб или Брюсов, его финансовые дела шли бы успешнее – проза и тогда продавалась поживее. Но лучший поэт Серебряного века старался не отвлекаться от своего главного дела.

Это не значит, что Блок был не от мира сего. Конечно, литературной политики он сторонился, журналов не затевал, крикливых поэтических групп не создавал, новомодных измов не придумывал. Но когда грянула мировая война, пошел служить в армию. После свержения самодержавия состоял в Чрезвычайной комиссии по расследованию деятельности бывших министров. А при советской власти некоторое время возглавлял питерское отделение Союза поэтов, ходил на работу в Дом Мурузи.

Он прожил всего 40 лет, но, хотя и грех так говорить, ранняя смерть обеспечила ему благополучное посмертное существование. Поприветствовав революцию в «Двенадцати» и «Скифах», он замолчал на три года и умер, не успев ни написать, ни сделать ничего контрреволюционного или подозрительного для новой власти. А вообще-то, мог бы – и тогда прощайте, советские юбилеи.

Поразительно, что Блок воспел именно большевистскую революцию, а февральская, которую с восторгом встретила вся тогдашняя интеллигенция, включая Мережковского и Гиппиус, оставила его поэтический дар равнодушным. «Керенский на белом коне» вдохновил Леонида Каннегисера, будущего убийцу Урицкого, а Блока – нет, не вдохновил.

В жизни Блок не был красноречив – скорее косноязычен. Гиппиус отмечает «скупые, тяжелые, глухие» слова Блока. Он был умным и вместе с тем простым человеком, не щеголял образованностью.

У него было глубоко личное чувство истории, как будто бы его индивидуальная судьба и судьба страны шли к одному и тому же трагическому перелому. И в то время, когда публика смотрела на «октябрьский переворот» лишь как на еще один эпизод послереволюционной чехарды, Блок первым, еще до Маяковского, понял, что этот перелом совершился. Но вместе с тем и его миссия – пророка и свидетеля катастрофы старой России – была выполнена.

Александра Блока сегодня нельзя назвать культовым автором. На его могилу не ходят пить ни водку, ни «золотое, как небо, аи». У его памятников в Москве и Петербурге не собираются молодые поэты. Просто читатели знают: в своем веке он был над всеми. И желающих оспорить эту спокойную и ясную истину не находится.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.