Птичий язык: откуда взялась поэтика Велимира Хлебникова

Он звался по-разному. Был Виктором, Велимиром, Велемиром. Революционер русского стиха явился к нам из калмыцких степей, с нижней Волги. Есть здесь какая-то параллель с другим революционером, Владимиром Лениным, про калмыцкие корни которого долго ходили слухи. К тому же Хлебникову довелось поучиться в той же самой Симбирской гимназии, которую окончил мальчик с кудрявой головой, ставший позже вождем мирового пролетариата.

В русской поэзии, которая рождалась как заимствование из Европы – Пушкин с томиком Парни, Тютчев, присылающий стихи из Германии, – Хлебников стал первым подлинным евразийцем. У этого спокойного, флегматичного человека внутри свистели ордынские стрелы и раздували ноздри степные кони. Степь пела в его стихах голосом акына. «Степь отпоет», – якобы сказал он брошенному умирать товарищу.

Калмыцкой крови в нем, впрочем, не было. Чисто русский человек, сын орнитолога, сам чуть не ставший орнитологом, написавший несколько научных статей о птицах.

С кем поведешься, от того и наберешься. Хлебников кое-чему научился у птиц и сам стал похож на объект изучения орнитолога. С длинноногой задумчивой птицей сравнивал его Николай Асеев. По словам Виктора Шкловского, он был похож на больную птицу, которая не хотела, чтобы на нее смотрели. И в стихи его с самого начала врываются птицы. «Тарарахнул зинзивер» – это про птицу, и со знанием дела. «Стая легких времирей» – это тоже, очевидно, птицы, только придуманные.

Орнитология, математика, японский язык, санскрит – таков разброс интересов молодого Виктора. Но в конечном счете он попадает в водоворот славянской мифологии, язычества, словотворчества и в 1909 году становится тем, кем мы его знаем. Велимиром.

Таким образом, поэтическая революция Хлебникова не была внезапным явлением. Она была подготовлена той волной интереса к славянскому наследию, которая возникла еще при императоре-русофиле Александре III. Псевдорусский или неорусский стиль, абрамцевский кружок, русский модерн, тяга интеллигенции к народным корням вплоть до интереса к хлыстовству – вот из чего вырос Хлебников.

Правда, это наследие он перекрутил так, что традиционалисты-почвенники далеко не всегда узнавали в нем своего. Неудивительно, что, покрутившись среди символистов, Хлебников примкнул к самому радикальному течению искусства – футуризму. И стал в нем как будто бы «глазом бури» – самым тихим на эстраде, но вместе с тем и самым чтимым. Бенедикт Лившиц недовольно бурчал, что футуристы «кадили» Хлебникову.

Отсюда уже был один шаг до «председателя земного шара» – титула, который Хлебников присвоил сам себе в феврале 1916 года. Не забудем, однако, что этих председателей было им назначено целых 317 человек, включая Герберта Уэллса и Рабиндраната Тагора, хотя неизвестно, узнали ли они вообще об оказанной им чести. Помним, однако, мы лишь о председательском звании Велимира.

Понятно, что большевистскую революцию, в ходе которой люди повсеместно назначали себя властью во всех областях жизни, Велимир не просто приветствовал, но и считал чем-то совершенно естественным. Но всерьез возглавить поэтов ему не довелось, за него с этим отлично справился Валерий Брюсов. Да и пожить при новой власти толком не пришлось: умер поэт в июне 1922 года. Вечно бездомный при жизни, после смерти он обрел две могилы: в Новгородской области, где его жизнь прервалась, и в Москве, на Новодевичьем.

Хлебникова многие считают сумасшедшим. В самом деле, странное поведение в быту, привычка набивать рукописями наволочки, завиральные теории – все это несвойственно нормальному человеку. Но разве нормально писание стихов само по себе?

Хлебников в самом деле во время войны пытался косить от армии по психиатрической статье, но показательно, что для этого ему потребовалась помощь старшего друга футуристов – военврача Николая Кульбина, который без вопросов дал нужное заключение. Я же убежден в том, что серьезных психических отклонений у него не было. Он был нормальным, как мы с вами, просто видел мир иначе.

Сегодня, как и в годы расцвета футуризма, Хлебникова больше чтят, чем читают. Кроме нескольких расхожих цитат, застрявших во множестве голов, Хлебников не был прочитан массовой публикой. Он остается поэтом для поэтов или, если говорить шире, для людей творческого склада, которым иногда нужно прочистить свои мозги, освободить их от стереотипов и привычных ходов. Может быть, большего ему самому и не надо. Вольной степной птице этого достаточно.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.