Погнали наши с городскими: почему Василий Шукшин не находил себе места

Он мог бы и дотянуть до этой даты, если бы жил в своём алтайском селе Сростки, ни о чём большом не думал, не жёг себя понапрасну. Сидел бы на завалинке глухой дед Макарыч, смолил цигарку. А мы бы о нём не знали.

Самородок. У Ломоносова были Холмогоры на Двинской земле, а у этого – Сростки. У обоих – неудержимая тяга к знаниям, уникальные таланты и стремление пробиться из глуши в город, средоточие культуры.

Времена потворствовали тому и другому: петровские социальные лифты, как и советские, работали.

Формально Шукшин в его звёздные годы был по казённой линии обласкан: заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР.

Однако далось ему всё с большой кровью. Городские Шукшина не то что не принимали, но держали на дистанции. А деревенские не поняли и чуть было не прокляли. Это сейчас на Алтае шукшинские музеи да фестивали. Прав был поэт: любить умеют только мёртвых.

Андрей Тарковский не видел в Шукшине ничего, кроме характерного актёра в ролях агрономической направленности. И не он один. Эстеты морщили носы.

Другие, прочтя его рассказы, уговаривали алтайского самородка бросить кино и с головой уйти в литературу. Скорее всего, были правы. Аналогов прозы Шукшина в нашей литературе нет. Он совсем не «деревенщик». Секта «деревенщиков» своим его и не числила.

Гуляла по инстанциям рекомендация: прокат лучшего его, на мой вкус, фильма «Печки-лавочки» лучше бы остановить. Да и простой народ, плотью от плоти которого Шукшин себя мыслил, писал начальству гневные письма. Односельчане углядели в картине поклёп, очернение их правильной жизни.

Финальную фразу героя, которого играл сам Шукшин, вырезали из картины. Вернули после смерти автора.

Трудно ему было в городе, тянуло назад, к корням. А приезжал на родину – маялся, влекло его к другой жизни.

Присмотритесь к лицам участников его съёмочных групп. Будто выбирал он таких же, как сам, из гущи народной. С такими ему было легче.

Автор рассказов, каких в нашей послевоенной литературе раз и обчёлся. Все норовят выдавать большие полотна.

Что тут ещё скажешь. Дар Божий.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.