Казанский базар: почему я не буду смотреть «Слово пацана»
Отрицает ценность сюжетов о неблагополучных временах обозреватель «Абзаца» Михаил Дряшин.
Вернее было бы сказать не «смотреть», а «зырить». Зырить этот нашумевший сериал я не буду, потому что стыдно. Мучительно стыдно и за себя, и за Родину того времени. Словно вспоминаешь, как обоссался и все это видели.
В сериале, говорят, показано преддверие девяностых – самый конец восьмидесятых. В прокате «Маленькая Вера» и «Асса», на магнитофонах – Цой и Наутилус. И будущие «братки», пока ещё четырнадцати-пятнадцатилетние. Они на кураже, и менты ещё совесть не потеряли. Но всё уже готово к ледяному ужасу безвременья девяностых.
Один из персонажей, говорят, с нарочитым портретным сходством с молодым Ходорковским* – комсомольский вожак, который «поднимается», «бизнеса» начинает создавать, умеет договориться и с ментами, и с хулиганами.
Нельзя разрушать психологию нации напоминанием о её постыдном прошлом. Для нас девяностые – оно и есть, постыдное. Его хочется спрятать под кровать и никогда никому не показывать. Для французов, к примеру, такое же постыдное – Вторая мировая война. Их в ней неучастие. Французских школьников учат, что предки героически сопротивлялись и в конце концов освободили свою страну. Так юношество воспитывается на сказках о великом прошлом. И никто не помышляет о пересмотре мифов.
Помню себя, работавшего в те годы на шмоточно-торговый бизнес под какой-то там группировкой. Помню подыхающую периферию. Помню королей улиц и подиумов в малиновых пиджаках и с цепями поверх водолазок. Помню кичившееся когда-то образованием – как-никак самая читающая страна – население, легко поверившее в Чумака, Кашпировского, гадалок и финансовые пирамиды, словно дикие туземцы с далёких тропических островов или индейцы при виде стеклянных бус.
Помню озверевшую гопоту, вчерашних старшеклассников, легко лишавшую жизни кого угодно. Помню вчерашних школьниц, ставших «шмарами», для которых в стакане воды мадам Коллонтай не хватало только спирта.
Помню пошедшую в полный разнос страну, которую хотелось, как близкую женщину, вытащить с панели, спасти и никогда больше об этом не вспоминать. Встречаться потом за чаем на кухне, понимать, что и ты, и она не забыли, но обходить молчанием. Иначе можно разувериться во всём.
И название у сериала такое блевотное – «Слово пацана». Взять бы машину времени и сослать его режиссёра – как бы Жору, а на самом деле Андрея – в ту жуткую Казань 1989-го. Да там и оставить навеки.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
*Признан Минюстом РФ иностранным агентом.
