Ноша Марка: как Захаров проходил между струйками
Сегодня режиссёру, создавшему театр «Ленком» и снявшему несколько незабываемых фильмов, исполнилось бы 90. Талантливым конъюнктурщиком считает Марка Захарова обозреватель «Абзаца» Михаил Дряшин.
С одной стороны, он – глыбища. А с другой – вот представим: Захаров замыслил поставить классическую пьесу. Хоть «Гамлета». Решал бы он всего четыре задачи.
1. Не дать заскучать публике до 35 лет. Спектакль должен быть модным и современным, с намёками на злободневную глянцевую или политическую дребедень.
2. Сотворить Гамлета принципиально непохожим на любых других. Хоть чем-нибудь. В конце концов, одеть его не в чёрное, а в красное, ещё лучше – сделать женщиной.
3. Чтобы у зрителя не возникло ощущения, что представление только развлекает. Чтобы он верил, что пришёл в солидный театр на постановку для умных.
4. Напоминать, что «Ленком» истово прогрессивен, в курсе горячих заграничных тенденций.
Более никаких задач Марк Анатольевич Ширинкин (фамилия при рождении) в театре не ставил. «Ленком» был им сконструирован как модное место для состоятельной публики.
Вспоминаю «Оптимистическую трагедию» Вишневского в его постановке начала 80-х. Не меняя канонического текста, режиссёр умудрился переставить акценты и притянуть за уши непритягиваемое. В результате комиссар Чурикова была у него вся в девичьих сомнениях, а бывший белогвардеец Янковский – чуть ли не главный герой.
«Ленком» – великолепный, блистательный, глянцевый, поверхностный коммерческий театр. Пижонский проект эпохи «застоя». Ныне – хипстерский. Никому подобное не удавалось. Одному только Захарову.
Но способен он был и на вышнее, вечное. Душу отводил на телепостановках. Кажется, телеэкран стал для Захарова отдушиной. Там он ставил то, чем Бог с ним поделился. И получалось ослепительно. Особенно первый опыт – дивная фантазия на тему шварцевского «Обыкновенного чуда».
Картина стала первенцем особого стиля полукино-полутеатра с уникальной изобразительной составляющей. Что ни декорация, то авторский натюрморт. Чувствовался опыт щедрого театрального затейника. Так фильмы до него ещё не делали.
Потом жанр устоялся, пусть единственным его представителем был сам Захаров, а знамя смешливого расшатывания тоталитарных скреп перехватил драматург и писатель Григорий Горин – безмерно одарённый, вышедший из шинели Шварца, но, увы, прикладной крамольник «с гражданской позицией».
Затем Марк Захаров легко встроился уже в другую, антисоветскую Россию, и тут был лоялен всем веяниям времени, понимая, что царедворцы приходят и уходят, а кормить комедиантов надобно всегда. Посему был вхож в любые кабинеты и принципиально непотопляем, сохраняя при этом видимость лёгкой оппозиционности.
Иного либеральная публика, кормящаяся с той же державной руки, Захарову не простила бы.
Сложно было ему балансировать, но виртуозности у него не отнять. Особый человек, талантливый. Одни только письма бойца за счастье трудового народа всей земли, красноармейца Сухова, жене чего стоят. Их ведь Марк Захаров писал.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
