Рагу не пожелаешь: как депутат Кролик воюет со Сталиным

Большое дело иногда сопровождается совершенно никчёмной вознёй. Как правило, затевают её карикатурные персонажи. Таких переполох девяностых породил у нас великое множество.

Один из осколков партии, название которой составлено из кубиков с буквами «Б», «Л», «Я» в произвольном порядке, петербургский депутат Кролик (Вишневский по маме), выступил с доносом к прокурору Пскова с требованием снести памятник Сталину в городе Великие Луки.

И памятник, и личность «великого отца народов», по мнению одних, и «великого злодея» – по другой версии, вызывают ожесточённые споры. Вот уже почти сто лет со дня пресловутого письма Ленина из Горок.

Вызвал споры и установленный на днях памятник Сталину – с первой минуты и даже ранее.

Скульптуру собирались установить в носившем когда-то имя Сталина Волгограде. Там с Кобой не сошлись характерами местные власти. Долго искали ему место на площадях – вещь монументальная, не какая-то там урбанистическая инсталляция. Но не пришлась ко двору.

И вот бронзового Сталина приняли Великие Луки – «малый Сталинград», как иногда называли этот город. А там уже на крупнейшую историческую фигуру XX века (с каким знаком её ни оценивай) покусился Кролик, депутат по остаточному принципу, крайняя плоть развалившейся партии.

Борис Лазаревич не упустил шанса сразиться со статуей командора – на радость спонсорам и партнёрам по мелким пакостям.

Вишневский знаменит инициированием скандалов по самым громким вопросам. Например, атеистическим протестом против возвращения церковного имущества законному владельцу с демонстрацией мелкособственнических интересов самого депутата и его непробиваемой тупости клаки под колоннадой Исаакиевского собора.

Или борьбой за восстановление сбитого криворукими рабочими гипсового Люцифера при ремонте фасада на Петроградской стороне. На восстановление демона, взирающего с фронтона на недавно освящённый храм, Вишневский даже объявил сбор. Нужно ли говорить, что демон восстановлен не был, хотя собрать сто тысяч рублей для депутата вряд ли сложно. Но пусть Пушкин или Путин оплатит.

Итак, дьявола оберегаем, а Сталина требуем снести. Даром что дьявол штампованный, а памятник – штучный, авторский. Над ним работал ученик Ильи Глазунова, один из создателей рельефа для Храма Христа Спасителя, который Сталин, а может, и не Сталин, а какая-нибудь дальняя родня Кролика снесла до котлована в их время.

За то время, что мы живём освобождёнными от демократического кутежа девяностых и грызни явлинских и стерлиговых между собой, мы заметно присмирели. Перестали с пеной у рта гоняться за призраками.

Увы, семейных потерь не компенсировать плевками в памятники. Многие у нас когда-то пострадали от деятельности революционеров: бомбистов, троцкистов, уклонистов, коммунистов. Чьи-то семьи хранят память о своих близких, доведённых до кончины кампанией по разоблачению культа личности. Чьи-то – скорбят по своим невинно попавшим в горнило «классовой борьбы».

Для кого-то Сталин – великий, для кого-то – ужасный. Споры не утихают и в отношении Ленина и царя Николая. Да и царевича кто-то проклинает так же яростно, как режим.

И каждая семья – в своём праве. А все мы в праве и в силе принять нашу историю такой, какая она есть: победной, но драматичной до трагедии. Историю высоких устремлений и небывалого разорения. Историю полёта духа и тяжёлого труда. Искусства, науки, справедливости, которая оборачивалась иногда своей страшной изнанкой, ранившей и увечащей всех, кто в неё угодил, кто стоял под стрелой, пробившей наше общее сердце.

«Памятник – это просто кусок металла», – говорит литовская хохотушка Дапкунайте. Тогда театральное действо – это просто группа странно одетых людей, ведущих себя неприлично. Если нет культурного контекста, грамотности, образования, если вокруг невежество и себялюбие, тогда да – всё бессмысленно. И музыка, даже та, что будет играть на наших похоронах, – это просто набор вибраций.

Памятник – это память. Живущая в веках. Она застывает в бронзе как указание на коренные повороты. В том числе и те, что произошли не сразу по следам великих кормчих, а через полвека, век.

Если предкам, с чьими портретами мы выходим в День Победы на улицы и чьей памятью гордимся, был дорог этот образ – именно легенда, дух Сталина, – так почему нам того не принять? К чему спор? Разве отрицание жестокостей репрессий у нас приравнено к отрицанию холокоста? Разве нет у нас множества мнений на этот счёт?

Мы достаточно сильны, чтобы вынести понимание, что наша история тем ценнее, чем меньше в ней замалчивания и обид, накопленных молчанием. Мы всё знаем и про репрессии, и про большие прорывы нашего общества, совершённые в период сталинского руководства. И мы достаточно разумны, чтобы понимать тот исторический контекст, который создал условия для такого чудовищно непреодолимого разногласия в обществе.

Мы не должны оставаться в тоннеле. Нам стоит искать не противоречий друг с другом, а совпадений. Согласия.

И тогда три флага России – имперский, советский и современный, – поднятые над акваторией Финского залива, станут для нас понятной метафорой бескрайности России, в веках и в тысячах километров.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией реакции.