Расправить клир: почему в Абхазской церкви впервые выразили готовность говорить с Грузией

На днях в Москве глава Абхазской православной церкви иерей Виссарион Аплиаа сделал резонансное заявление. Он сказал, что богослужение на грузинском языке обязательно должно звучать в республике, и выразил готовность к диалогу с Грузинской православной церковью (ГПЦ) при участии в нём Москвы.

На эти слова стоит обратить внимание. Со времён кровопролитной грузино-абхазской войны 1992–1993 годов подобных высказываний с абхазской стороны в публичном пространстве не звучало.

Тридцать два года назад всё грузинское духовенство во главе с митрополитом Даниилом (Датуашвили) бежало с территории республики. Стороны на произошедшее смотрят по-разному. Для абхазов грузинские священники попросту бросили свою паству и показали, что они им чужие. Грузины же считают, что те просто спасали свои жизни от «этнических чисток».

С тех пор духовенство по обе стороны реки Ингур не поддерживают контактов друг с другом. О том, что происходит на враждебном берегу, и грузины, и абхазы имеют сегодня очень смутные представления. Отсутствие объективной информации компенсируется легендами и мифами.

Для многих представителей грузинской иерархии в современной Абхазии вообще нет православных христиан – дескать, «абхазы никогда не были православными», а все православные грузины стали беженцами во время войны. От представителей ГПЦ нередко можно услышать, что абхазы – «этнические мусульмане», «язычники», «дикари, которые спустились с гор».

Фигурой упомянутого отца Виссариона в Грузии разве что не пугают маленьких детей. Например, рассказывают, что этот «абхазский националист» стёр все надписи на грузинском языке в своих храмах (сам священник всё отрицает, но в Тбилиси ему едва ли кто-то верит).

Православных абхазов подобное высокомерие, естественно, оскорбляет. Как-то отец Виссарион даже в сердцах сказал по поводу ухода из Абхазии грузинской иерархии: «Господь помог нам избавиться от них». Это, конечно, вызвало бурю возмущения в Грузии.

Поэтому цена нынешнего высказывания главы Абхазской церкви и его призывов к взаимному прощению очень высока. Надо понимать, что эти слова больше всего отторжения вызовут именно у него на родине. Ведь практически в каждой семье Абхазии есть погибшие и покалеченные во время той войны.

Почему же такое заявление было сделано?

Проще всего, конечно, всё списать на текущие политические тренды. 2 апреля состоялась инаугурация нового президента страны Бадры Гунбы, которого в СМИ представляют «наиболее прокремлёвским кандидатом». Говорят, что кризис в российско-абхазских отношениях миновал и теперь нас ждёт углубление связей.

Дескать, на этом фоне и абхазское духовенство хочет заручиться симпатией Москвы. А та ведь давно мечтает примирить абхазов и грузин и вести дела и с одними и с другими, а также дорожит своими отношениями с Грузинской церковью.

Часть экспертов прямо утверждают, что дело здесь «чисто политическое». Якобы отец Виссарион надеется реализовать свою давнюю мечту – добиться официального церковного признания для своей неканонической Абхазской православной церкви и перевода её из Грузинского патриархата в Московский.

Но эти эксперты, вероятно, забыли, что тридцать два года глава абхазского духовенства не находил понимания ни в Грузии, ни в России.

Среди людей в Тбилиси, следящих за церковной политикой и при этом никогда не посещавших послевоенную Абхазию, много лет распространено мнение о том, что собственная митрополия и собственный митрополит нужны маленькому, но гордому народу исключительно по причине кавказского тщеславия и желания «любой ценой отделиться».

В Москве же откровенно не могут понять, какая разница, в какой юрисдикции состоят священники, и почему «абхазские националисты» десятилетиями не допускают в страну своё «законное» духовенство из Грузии. Поэтому отцу Виссариону и его коллегам по цеху в каждый его приезд в Москву советуют «потерпеть» и «не торопить события».

Меж тем объективно за словами абхазского священника стоит реальный крик абхазской православной общины о помощи.

Если считать, что Абхазия принадлежит Грузинской церкви, то и священнослужители должны быть рукоположены в ГПЦ. На деле же таких там всего два – один священник и один иеродиакон.

Остальное абхазское духовенство (около 20 человек) рукоположены в Русской православной церкви. По сути, они находятся в Абхазии на птичьих правах. По действующим церковным правилам они могут быть высланы из страны в любой день и преданы церковному суду, если того потребует Грузинский патриархат.

Вследствие этого российских священников, выказывающих желание поехать в Абхазию и рисковать своим церковным служением, находится немного.

Грузинская же церковь со своей стороны не спешит посылать духовенство в республику. Желающих кандидатов, тем более знающих абхазский язык, у неё просто нет (а абхазы не понимают грузинский). Поэтому многие древние храмы Абхазии стоят заколоченными – в них просто некому служить.

При этом если Москва помогает абхазцам хоть в чём-то – прежде всего обучает будущих абхазских священников в российских семинариях (постоянно рискуя получить за это доброе дело гневную отповедь от Грузинской патриархии), то церковные чиновники в Тбилиси ведут себя так, как будто бы вовсе не считают Абхазию своей зоной ответственности.

Как признался мне в частной беседе один житель Грузии, «кажется, там просто хотят, чтобы в Абхазии, раз уж она отделилась, теперь всё умерло, включая Церковь».

По сути, то, к чему призывают православные абхазы Грузинскую патриархию, – это сохранить им жизнь, забыв об обидах прошлых лет. Де-факто это, вероятно, означает отпустить, что для великой Грузинской православной церкви не может быть простым решением.

«Когда Грузинская церковь это сделает – это будет великий подвиг с их стороны. Не может быть отдельный Бог для грузина, отдельный для абхаза», – говорит сегодня отец Виссарион.

Здесь так и хочется вспомнить библейскую притчу про Соломоново решение. О том, как две женщины поспорили из-за того, кому принадлежит ребёнок. Первая была согласна, чтобы царь рассёк ребёнка мечом надвое: «Пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите». Вторая же была согласна, чтобы ребёнка отдали другой женщине, только бы он был жив. И царь Соломон сказал: «Отдайте этой живое дитя и не умерщвляйте его. Она – его мать».

Вопрос: логика какой из женщин окажется ближе Грузинской церкви?

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.