Пустая карелка: почему жители блокадного Ленинграда могли никогда не услышать «Волховскую застольную»

Когда мы говорим о блокаде Ленинграда, снятию которой сегодня исполняется 81 год, то кому-то придут на память Анна Ахматова с её «Мы не забудем тебя, великое русское слово», стихи Ольги Берггольц или дневники Тани Савичевой.

Многие же сразу вспомнят любимую «Волховскую застольную». Только вряд ли смогут назвать автора – поэта Павла Шубина. Между тем судьба его была совершенно безумна, и если бы не ряд поворотов в ней, песни могло бы и не появиться.

Павел Николаевич родился в 1914-м в Орловской губернии. В конце 20-х приехал в Ленинград, где поступил на филологический факультет ЛГУ. Параллельно работал слесарем. И писал стихи. Первый сборник – «Ветер в лицо» вышел у него в 1937 году. Затем поэт переезжает в Москву, работает журналистом, пишет о разных уголках большой Страны Советов:

И где она, Родина?

В тёмных и диких

Амурских лесах, на окраинах льдов,

В туманах и вьюгах, и в розовой дымке

Цветений, и в бронзе осенних хлебов –

Лежат от Амура до орла Дуная

Большие, залитые солнцем края…

И всюду пройдёт, молодая и злая,

Такая широкая юность моя.

Далее началась война. Шубин – корреспондент «Красной звезды» – проводит её на фронте. Там он запомнился прямо-таки безрассудной храбростью.

Однажды, желая порадовать и угостить измученных медсестёр, Шубин собрал на минном поле малину. Следом прошёл его конь – и подорвался. Зимой 1943-го Павел Николаевич вынес на себе двух раненых однополчан, прихватив с собой их оружие. Более того, по пути он забрал автоматы нескольких мёртвых немцев и принёс в часть очень неплохой боевой запас.

Павла заметил – и покровительствовал ему – генерал Терентий Штыков. Близкий соратник Сталина и Жданова, Терентий Фомич был такой же селфмейд-мен, как и Шубин, только не орловский, а белорусский. Он был не военный, а политработник, носивший генеральские погоны. И это сыграло важную роль в истории с так называемой карелкой.

В 1943 году некая девушка родом из Карелии подала заявление об изнасиловании. Не вполне понятно, что там было на деле, возможно, оговорили, но Шубина собрались отдать под трибунал. Спасло его лишь заступничество Штыкова.

В итоге трибунал отменили, а он написал ту самую «Волховскую застольную» – главную ленинградскую песню о войне:

Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто умирал на снегу,

Кто в Ленинград пробивался болотами,

Горло ломая врагу.

Будут в преданьях навеки прославлены

Под пулемётной пургой

Наши штыки на высотах Синявина,

Наши полки подо Мгой.

Сегодня это популярные дачные места, но, жаря шашлыки и играя в бадминтон с детьми, не мешает помнить, какой ценой эта земля досталась нам.

Вывод? А он простой. Военно-политическое руководство в годы Великой Отечественной было сугубо рациональным. Хороший солдат/поэт/инженер – иди работай. Случилось оступиться – бывает. Ведь если бы Павла отправили в лагерь или расстреляли, что бы мы – ленинградцы-петербуржцы – пели за праздничным столом?

Да, надо добавить, умер поэт в 37 лет, как Пушкин. Сел на скамейку в Москве 1951 году – и всё. Сердце не выдержало.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.