Эдгард Запашный – дрессировщик хищных животных, представитель цирковой династии Запашных, народный артист России, генеральный директор Большого Московского цирка на проспекте Вернадского. Поддержал СВО, выступал в цирковом шоу в Донбассе, участвует в спасении животных из прифронтовой зоны.

В интервью Игорю Кольке он рассказал о поездках в Донбасс, спасении животных на освобождённых территориях, своём отношении к коллегам и многом другом.

Об ассоциациях с животными

– Эдгард, вы работаете с хищниками, знаете об их повадках. С каким зверем вы бы могли сравнить нашего противника – коллективный Запад? Как бы посоветовали себя с ним вести?

– Честно скажу, я бы не стал проводить аналогии с ныне существующими животными, потому что я к животным гораздо лучше отношусь, чем к этим пассажирам и их политике.

Можно придумать какого-нибудь агрессивного Спанч Боба, и пускай он ассоциируется с той стороной, нежели какое-то другое животное, у которого нормальная психика, нормальное поведение и обоснованная позиция. Потому что то, что они там творят, – это некая форма аномалии. Животные себя аномально почти [никогда] не ведут. Каждое их действие всё равно обосновано природой.

Когда люди продвигают какие-то невероятные ценности, о которых ещё десять лет назад можно было только фантазировать и думать, что это всё – плод воображения совершенно безумного человека, а теперь это вдруг становится нормой, ты понимаешь, что живёшь в какой-то другой реальности. Хорошо, что это всё там, я очень рад. Для меня они – как аквариумные питомцы. Они там за стеклом в террариуме своём едят друг друга, пытаются что-то перестроить, но меня стекло защищает от них.

Что касается нас, России, то абсолютно обоснованно мы себя ассоциируем с медведем. Я в этом уверен и, наверное, я бы ещё чуть-чуть больше популяризировал уссурийского тигра. Он самый большой, самый серьёзный, самый красивый, главенствует над другими тиграми.

– Если ещё поиграть в ассоциации и сравнить происходящее на Западе с цирком, то кто мог бы быть главным клоуном, кто – шутами, акробатами?

– Захарова, говоря про Украину, сказала: «Хотела бы назвать всё это цирком, но боюсь обидеть братьев Запашных». Я улыбнулся тогда, потому что понимаю, что в тот момент все спецслужбы мира начали мониторить, кто такие братья Запашные и почему Захарова боится их обидеть.

Я бы не смог назвать Байдена клоуном, потому что клоун – это очень серьёзная профессия, подразумевающая тяжёлый труд очень умного человека. Юрий Никулин, Олег Попов, Леонид Енгибаров – это очень глубокие люди. Байден – наверное, безумный директор цирка, который выжил из ума, которому всё это принадлежит, и все смотрят, что теперь будет с этим цирком. Многим жалко, но никто ничего сделать не может. Это безумие, и здесь остаётся только наблюдать.

Что касается Зеленского, все его называют клоуном, но клоуном, наверное, по профессии, потому что он юморист, это прямая ассоциация. Но я бы его всё-таки уже вывел в лик идиотов, продюсеров, которые пытаются что-то сделать, какой-то новый проект организовать, но у них ничего не получается. Говоря языком шоу-бизнеса, это всё приведёт к закрытию проекта под названием «Украина». И за всем за этим будет стоять неадекватный директор цирка и продюсер, который с его же позволения этот проект завёл в крайнюю степень идиотизма.

– У каждого представления есть своё название. Вы бы какое дали происходящему?

– Мне не очень хочется обижать слово «Украина», потому что Украина – это в моём понимании хорошая красивая страна с нормальными людьми, с таким же менталитетом славянским, как у нас. Просто как у Чуковского – когда таракан зверей запугал. Сейчас именно это происходит там, но оно никакого отношения не имеет к живой природе.

О будущем Украины

– Вводное от Америки, от Запада наверняка было, потому что понятно, чья это рука, кто этим всем заправляет…

– Был период в нашей с вами истории, когда у нас было очень жёсткое противостояние с Чеченской Республикой. Ситуация была гораздо хуже, чем с Украиной. Потому что то была мусульманская республика, одной из ценностей которой является кровная месть, когда это передаётся следующим поколениям.

На сегодняшний день ситуация изменилась таким образом, что бойцы «Ахмата» идут и умирают за нас с вами в буквальном смысле это слова, неся русский флаг. Я убеждён, что в дальнейшем мы придём к тому, что с Украиной у нас всё будет хорошо.

Какие границы будут у Украины – это второй вопрос, но мы с этими людьми найдём общий язык и в дальнейшем точно так же объединимся, поймём друг друга и забудем то, что было. Потому что очевидно, что сегодня никто не ностальгирует по Чеченской войне и лишний раз никто не вспоминает. Было ужасно, все это признают. Я убеждён, что лет через 15-20 ситуация изменится и СВО будут уже вспоминать как какое-то недоразумение в нашей общей истории.

– Вы даёте этому сроку 15-20 лет?

– Да.

– Почему именно столько?

– Во-первых, нужно перевоспитать будет целое поколение. Оно уже воспитано, оно уже растёт. Второе: мне непонятны сроки проведения самой специальной военной операции, потому что никто не говорит и не может дать никаких прогнозов. Мы с вами знаем, что это в буквальном смысле слова находится под грифом «секретно». Никто, никакие погоны не дают этих прогнозов.

У меня есть лёгкое ощущение, что история повторяется и это вторая Отечественная война сроком примерно на пять лет. Почему-то мне кажется, что это будет очень сильно похоже на то, что было в 1941-45-х годах. То есть четыре-пять лет я даю, и дальше [время], для того чтобы вычистить, привести в чувство, воспитать ещё одно поколение.

– Как вы видите Украину? Это отдельное государство, это союзное государство, это новые регионы в составе России?

– Очень трудно бороться с радикализмом. Радикализм присутствует. И самое главное завоевание Владимира Владимировича Путина в начале 2000-х – что он этих радикалов искоренил внутри страны.

Очевидно, что внутри самой Украины этой борьбы не произойдёт, то есть эти люди всё равно останутся определённой силой, сами украинцы не заинтересованы в этом. Поэтому я бы загнал их куда-нибудь во Львовщину, сделал бы из них мини-Монако – пускай они там все сидят. И контролировал бы их время от времени. Напоминаю, что прощать не надо. И когда им самим это всё надоест, тогда, может быть, там внутри переобуются.

Однозначно Россия должна взять полный контроль над морем, то есть взять Одессу, сделать из Украины сухопутное государство. Это наша с вами безопасность, это наши с вами граждане. Одесса – это русскоговорящий город, как бы они там памятники ни сносили. Это русскоговорящий город, и большая часть людей всё равно поддерживает нашу с вами страну и хотят быть с нами.

Киев тоже надо взять. Остальное предоставить на рассмотрение местным гражданам, провести референдумы. Убеждён, что несколько регионов захотят воссоединиться с Венгрией, Румынией, Белоруссией. То есть Украина очень сильно изменится – это не моё желание, это, мне кажется, адекватная позиция, зная настроение людей внутри самой страны. Это будет разумным решением.

Кто-то будет постоянно вспоминать, что Украина – некогда государство с сорокамиллионным населением, а теперь его не существует. Но оно не существует, извините, по вашей внутренней проблеме, которую вы сами же и создали. Никто вас не принуждал этого делать.

О поездках на новые территории

– Эдгард, вы не раз уже были в Донбассе, Мариуполе, где под куполом шапито отыграли представление, благодаря которому взрослые и дети вновь вернулись в эту беззаботность. Расскажите, пожалуйста, об этом важном визите туда, в Донбасс.

– Мы получили много хейта за то, что организовали представления на новых территориях. Это прежде всего Луганск, уже на протяжении почти года там идут цирковые представления на регулярной основе, и сейчас поставили. Компания «Росгосцирк» поставила шапито непосредственно в самом Мариуполе. Хейт почему? «Лучше бы вы эти деньги потратили туда-то, лучше бы вы сделали то-то, куда вы лезете» и всё остальное.

– Это в публичном пространстве, в социальных сетях?

– Это в публичном пространстве, естественно. То, что с Украины угрозы не перестают идти, можно лишний раз не вспоминать, и каждый такой новый поступок только новую волну рождает, но я заставляю таких людей задуматься вот о каком моменте. Спрашиваю их: «Вы последние восемь лет своей жизни помните? Теперь подумайте, что вы восемь лет жили не так, как жили, а в каком-то аду. Подумайте, как это повлияло на ваше сознание».

Эти дети уже по свисту определяют, что откуда летит и какого калибра. Я подхожу к ребёнку, а он мне хвастается, что у него руки и ноги нет. Он показывает точки от капельницы, от катетера, который недавно ему вытащили, и он рассказывает об этом как о норме жизни. Он живёт совершенно в других обстоятельствах, он совершенно с другими мыслями живёт, и это не детство. Это его полное отсутствие, это вырастет другой человек с другой психикой, с другими мыслями, с другим отношением к жизни. И это ужасно.

Мы с вами должны сделать здесь и сейчас всё для того, чтобы ребёнку дать это детство, и цирк – одно из немногих искусств, которое возвращает ребёнка в нормальное сознание, потому что он два часа смеётся, чему-то поражается, он следующие дни будет всё это вспоминать, продолжать говорить, желать общаться, делиться, возвращаться туда, где он провёл эти два часа. Это невероятно правильно, это невероятно нужно.

Конечно, мы столкнулись с необходимостью придумать способ, чтобы шапито не штурмом взяли, а цивилизованно его посетили. Поэтому мы сделали билеты по сто рублей. При этом мы сразу сказали, что это абсолютно не коммерческая история, потому что все деньги останутся здесь же, в Мариуполе.

Эти билеты сначала никто не покупал – люди не верили, что можно в цирк сходить по сто рублей. Они думали, что это какая-то украинская пропаганда, враньё. Первое представление сделали бесплатно, взяли самую пострадавшую категорию людей – как раз детей на инвалидных колясках, с костылями, и только когда они вернулись в город и сказали, что, ребята, мы там были, цирк начали уже штурмовать очередями.

О позиции коллег

– Эдгард, можно вас спросить про ваш цех? Нам показалось, что цирковые артисты не выступили каким-то единым фронтом в поддержку спецоперации, как это сделали, например, представители эстрады. Я сейчас про артистов «здорового человека» – Басков, Лепс. Вокруг цирка всё иначе – не высказывались, к примеру, Багдасаровы, молчит Вячеслав Полунин. С чем это связано?

– Что касается Багдасаровых: да, к сожалению, надо отметить тот факт, что действительно вторые по популярности дрессировщики в нашей стране после братьев Запашных [отмалчиваются], как отмалчивается и их руководитель Максим Никулин, и их цирк в целом. Знаю, что Максим Юрьевич Никулин – резидент Франции. Является ли это для него проблемой, я не знаю, но после начала специальной военной операции он никак ещё себя не проявил в буквальном смысле слова. И цирк, которым он руководит, тоже почему-то взял такую выжидательную позицию.

Но я бы побоялся критиковать моих коллег как цех, а, наоборот, взял бы в качестве примера артистов цирка, потому что фронт работы, проделанный артистами цирка, гораздо больше, чем нашими коллегами с эстрады, театрального искусства – при всём громадном уважении к ним. Цирк в Луганске работает уже больше года: несколько коллективов, в каждом по 50-70 человек уже отработало, колоссальная трата денег произошла на местном уровне, потому что коллективы приезжают туда, работают совершенно бесплатно и все собранные средства оставляют внутри. И это не один концерт. Влад Гончаров со своим коллективом дал, по-моему, 38 спектаклей, 1800 зрителей в зале. И он работал там ещё до начала референдума о вхождении ДНР и ЛНР в состав России. Это поступок, очень серьёзный поступок.

Мне недавно звонил в очередной раз Дмитрий Куклачёв, сын Куклачёва, и так меня по-дружески отругал: «Ты почему в Мариуполь опять поехал и не взял меня с собой?». Я говорю: «Слушай, прости меня, вылетело из головы. Я помню, ты мне полгода назад об этом говорил, но я подумал, что это эмоции». Он говорит: «Какие эмоции? Пообещай, что ты в следующий раз едешь, берёшь меня с собой, я готов отработать на новых территориях столько, сколько скажут, и ни копейки оттуда не возьму. И, наоборот, если мы сможем что-то ещё собрать, всё это передадим туда, куда нужно. Я вижу, что ты уже в этом во всём разобрался». Это было невероятно приятно.

Я внесу даже юмора в серьёзность нашего разговора. Витя Тихонов, дрессировщик бизонов, звонит мне и говорит: «Нам надо собрать нашу цирковую роту и всем вместе пойти на фронт». Я говорю: «Меньше всего в жизни хотел бы оказаться в цирковой роте, которая накрывается одним снарядом, потому что там такие профессионалы, как ты, собрались. Вить, нет, подожди, так это не делается, я понял твой порыв, я вижу, что ты хочешь туда». Я связался с министерством обороны, и он один из первых, кто поехал в Мариуполь.

Самое интересное, что, когда на протяжении всех этих лет я посещаю новые территории, я на постоянной основе вижу своих коллег с автоматами в руках. То есть несмотря на то, что государство пошло где-то навстречу, проявило инициативу и многим предложили бронь, очень большое количество людей этой бронью не воспользовались. Я сейчас не шучу – это все ребята, которые служат и в ЧВК, и в наших регулярных войсках. Очень много цирковых.

Я до сих пор боялся это говорить публично, но вам расскажу. Есть одно подразделение, которое служит в Мариуполе. У них там в качестве талисмана львица живёт, потому что дрессировщик хищных животных оказался вместе с ними и воевал. Когда они брали Мариуполь, кто-то увидел бегущего маленького львёнка. Это оказалась львица. Они её взяли, пригрели, построили большой вольер. И она теперь является эмблемой их подразделения.

Я знаю, что многие люди начнут говорить: «Надо животное куда-то отпустить». Но куда ты его сейчас отпустишь? Мы сталкиваемся с проблемой, что с новых территорий не так просто теперь вывезти животных, потому что они уже подпадают под юрисдикцию Российского государства, а у них у всех нет документов. Любое животное, которое ты вывозишь оттуда, – это практически контрабанда, и это всё наказывается уже уголовно, и это тоже проблема, поэтому львица ещё какое-то время будет находиться у них в отряде.

– Можно я вас верну всё-таки к артистам цеха? Почему Вячеслав Полунин, как вам кажется, молчит? С чем это молчание может быть связано?

– Мне очень трудно комментировать действия Полунина. Мы в разных возрастных категориях находимся. Он гораздо старше меня, и к возрасту надо с уважением относиться. Плюс мы никогда не были друзьями, мы просто знакомые.

Анализируя, почему такие большие люди позволяют себе такое поведение, я прямую параллель провожу с тем, что у них у всех есть другое гражданство, большую часть свободного времени они проводят не в этой стране. И, наверное, для них определённые приоритеты уже давным-давно расставлены. Максим Юрьевич Никулин в своём недавнем интервью сказал, что, если лишат цирк господдержки, он сразу уедет во Францию. Вообще не стесняется даже это озвучить.

Я таких людей не понимаю, даже если у тебя есть эта мысль – держи, что ли, в своей голове, зачем ты это озвучиваешь? Это о многом говорит, но учить этих людей я точно не буду, их должна жизнь научить, их должно научить государство, но у нас и внутри-то страны перегибов сколько. Посмотрите сейчас, что творилось на фестивале ВК в Санкт-Петербурге. Всех иноагентов вывели на экраны и радуются, как будто это не предатели. Так мы же сами это всё позволяем, а потом говорим: «Какие там все классные организаторы, как мы гордимся нашей соцсетью».

Мы же сами себе сеем мысли, которые выбивают здравомыслящего человека. Мы же сами потом задаём себе вопрос: «А почему люди с цветами ЧВК встречали в Ростове?» Ну там же тоже местные, они же не идиоты, они же тоже способны проанализировать и позицию самого государства, которое до сих пор не может определиться, иноагент это или не иноагент. Зачем вы даёте такие определения, если вы в дальнейшем не следите за судьбой этих людей внутри нашей страны, позволяете им ещё и зарабатывать?

Об иноагентах

– А иноагентство – это достаточное наказание, как вы считаете?

– Иосиф Виссарионович ввел очень жёсткое, но понятное для всех определение – «враг народа». Если человек типа Пугачёвой называет людей, оставшихся в нашей стране, «быдлом», если Макаревич* говорит, что нормальные люди уехали, а идиоты остались, они враги того народа, который здесь остался. Ну они же не стесняются в этих выражениях, в этом хамстве, в этом определении, поэтому иноагент для меня – это не совсем понятное определение. И что с этим делать, если этого человека можно спокойно виртуально звать, и он согласится принимать участие в наших внутренних каких-то концертах? Значит, это не та формулировка.

А по поводу врага народа: да, юридически это никак не оформлено. Но у нас юридически можно оформить всё что угодно в течение нескольких дней, дали бы команду.

– То есть как раз-таки в этом, да?

– Убеждён. Когда нам хочется, то мы за дискредитацию Российской армии закон вводим в течение двух недель, и на следующий день кто-то лишний раз задумывается, стоит ли теперь хамить в сторону военных. Поэтому когда будет указание и воля, то и наведут порядок.

Другое дело – что нужно понимать, что сейчас наступили времена, когда всем уже давно надо определиться, на какой ты стороне. Специальная военная операция – это только название. Идёт война не только на поле боя, но прежде всего идеологическая, и она имеет границы гораздо больше, нежели эти полторы тысячи километров соприкосновения.

О словах президенту

– Вы по-прежнему являетесь членом Совета президента по культуре и искусству?

– Да.

– Вы готовы были бы предложить там эту инициативу по поводу статуса врага народа для тех, кто уехал сейчас, ругает, оскверняет Родину и хулит её народ? Если, как вы говорите, статус иноагента – это достаточно мягкая метка для них.

– Я честно скажу, я к президенту уже не могу попасть пару лет, несмотря на свою известность, на свой статус, на какие-то государственные привилегии. К президенту не могу уже попасть пару лет и вижу, как меня искусственно кто-то придерживает, кто-то в конце тормозит и делает всё для того, чтобы к президенту не попал. Потому что, разговаривая с аппаратом, там есть несколько фильтров.

– Этот «кто-то» – реальный?

– Ну, это какие-то люди, какая-то сила, которая не хочет, чтобы такой, как я, что-то сказал президенту.

– А у вас есть догадки, кто это?

– Нет, если бы я знал эту фамилию, я бы уже не побоялся её назвать. Я не из трусов, я не из тех людей, которые тысячу раз подумают. Я прямой как дорога, и они это знают, поэтому, наверное, меня где-то искусственно придерживают, придумывают какие-то причины, дешёвые отмазки или просто отмалчиваются. Поэтому если будет возможность встретиться с президентом, я ему не только эту позицию скажу, потому что есть ряд вопросов, которые, мне кажется, должен услышать президент.

– Если тезисно, что это?

– Не добились правильного, чёткого ответа военкоры про «красные линии». Задали – президент начал, и как-то всё аккуратно спустилось на тормозах. А конкретно: «Владимир Владимирович, так где «красная линия», чего борщить-то, когда, что можно, что нельзя?»

Потому что они [украинцы] позволяют себе очень серьёзные вещи, Зеленский говорит откровенно, что Путина нужно уничтожить. Когда один лидер государства такое говорит другому, это объявление войны. Должны ли мы отреагировать? Да. Пункты принятия решения, вы про них слышали? Да. Вы видели эти разгромленные пункты? Я – нет. Что-то кто-то говорит, где-то кого-то зацепило, потом неделю нам рассказывают, что якобы кто-то в коме, потом в коме выходит и нормально себя чувствует. Я вижу, что Рада стоит, я вижу, что Банковая вообще никак не задета, что администрация города Львова тоже себя великолепно чувствует, эти пункты принятия решения. «Красные линии», которые давно должны были быть определены как мишень. Так что есть о чём поговорить с президентом.

– Но это вопросы разве в рамках Совета по культуре?

– Нет, конечно, но, раз мне предоставилась возможность именно попасть в Совет по культуре, конечно, круг вопросов должен быть прежде всего про культуру, но я ещё и гражданин этой страны. И да, я могу пойти вне протокола и сказать уже как гражданин. Будет ли это иметь какие-то последствия? Не знаю, у меня папа 15 лет был невыездным из СССР, потому что на собраниях позволял себе что-то не по протоколу говорить, и я воспитывался на этом. Отец, когда уходил из жизни, делал это как достойный человек. Лучше уходить достойным человеком, нежели человеком, который просто-напросто приспосабливался всю жизнь.

О возвращении сбежавших

– Один из вопросов, которые волнуют общество сегодня, – о вероятности возвращения сбежавших артистов, которые сейчас, наверняка вы тоже заметили, простраивают себе этот маршрут. Как вы оцениваете шансы их вернуться и что думаете про эту тактику?

– Можно я чуть-чуть глубже возьму ваш вопрос? Где-то года два назад я [был] единственный, кто в интервью сказал, что фирмы, которые от нас убежали, будут возвращаться.

– Это когда массовый исход после начала спецоперации начался?

– Да, они убежали, эти все «кока-колы» и всё остальное, и сейчас они будут возвращаться. Кто-то ребрендинг провёл, кто-то прямым текстом прёт. И я сказал, что единственным условием для их возвращения [должна стать] обязанность открывать свои филиалы на новых территориях. Хотите к нам вернуться – нет проблем: «Макдоналдс» в Крыму, в Донецке, в Луганске. Это всё Россия. Вы хотите в Россию вернуться? Для нас это Россия.

Естественно, они на это не пойдут – значит, до свидания, спасибо вам большое, в конец очереди, думайте идите. И то же самое надо делать с возвращением этих артистов, которые грубо поступили по отношению к нашим с вами гражданам, к стране, – с концертом в Донбасс.

– То есть, условно, и Хаматова должна пойти снова не в Театр наций, а играть в Мариупольском театре?

– Да, в Мариупольскую филармонию, открывать её, ленточку перерезать, а на груди георгиевскую ленточку держать. И тогда, если её на месте простят, если оттуда мы получим с вами сигнал, что да, русское всепрощение распространилось и на Хаматову, тогда здесь уже на полном серьёзе можно будет снимать с неё всякие статусы и давать ей возможность дальше проявлять себя. Я считаю, это будет хорошим экзаменом для проверки, осознали они что-то в этой жизни или не осознали, и всех через этот фильтр пропускать, всех.

– А есть в этом списке сбежавших артистов тот, кто лично вам очень дорог? Может быть, у вас была идея, кстати, поговорить с ним как-то, позвонить, написать? Вот случалась за эти полтора года такая ситуация?

– Нет, такого, чтобы я о чём-то очень сильно пожалел и пропустил это через себя, – нет. Единственное, что я не знаком близко с Меладзе, но он это «Слава Украине...» как-то так робко произнёс, так неуверенно. Он, мне кажется, в каких-то обстоятельствах на тот момент оказался. Я бы с ним поговорил, публично бы поговорил, потому что вижу, что пытаются забросить удочки, чтобы его вернуть одного из первых. Ну, здесь ему придётся уже давать чёткие ответы на чёткие вопросы, наверное, я бы начал с Меладзе.

Пугачёва и тем более Галкин* осознавали, что они говорят, они подтверждали это не однажды. Но и Пугачёвой никто и не закрыл въезд, она приехала и попрощалась с Юдашкиным, никто не обратил внимания на этот приезд, и она так же спокойно и уехала.

Пугачёва сама себя хоронит как творческую личность. Если Кобзон ушёл великим, с армией поклонников, любовь которых строится прежде всего на уважении, то Пугачёва (она же тоже взрослая уже) уходит, сама себя закапывая. Будут ли про неё говорить, что она великая? Нет, потому что всё то, что она сделала, не вызывает уважения. Вспоминать пара поколений взрослых ещё будут, потому что песни эти любимые, на них воспитывались. Но выйдете сейчас на улицу и спросите у шестнадцатилетнего человека, кто такая Пугачёва, и пускай споют хоть одну песню. Я убеждён, что девять из десяти не смогут. Почему? Ну потому что уже народ её искусственно начинает забывать, потому что не испытывает к ней уважения, и она сама в этом виновата.

– По поводу забвения. В животном и растительном мире, насколько мы помним, есть красная и чёрная книги. Красная – это вымирающий вид, чёрная – те, кто исчез совсем. Правильно ли я понимаю, что вы Пугачёву как раз в чёрную книгу внесли, это исчезнувший вид артистов?

– Ну, давайте не будем так плохо говорить про человека, который живёт, и дай ему Бог здоровья. Чёрная книга – это книга о том, что никогда больше не будет такого, а я уверен, что наша страна слишком талантлива и будут ещё великолепные исполнители, которые станут гордостью нашей страны. Это было во все времена. Кто будет её уровня – посмотрим. У нас и на сегодняшний день есть такие исполнители – Григорий Лепс, да, это тоже слишком весомая фигура в нашем шоу-бизнесе.

Об инициативе Лепса и Баскова

– Лепс, кстати, вместе с Басковым – инициаторы идеи помогать бойцам, которые подбили вражескую технику. Вы знаете об этом?

– Да.

– Насколько известно, уже первые выплаты есть, можно сказать, что Григорий Лепс сдержал своё слово. Как вам эта идея? Нет желания присоединиться к ней?

– Басков сделал невероятный сюрприз в нашей стране, это сто процентов. Могли ли вы прогнозировать, что именно Николай Басков примет первым такую жёсткую позицию и поддержит СВО? Я лично – нет. Потому что это, назовём так, была одна мини-семья, которая ассоциировалась непосредственно с Галкиным*, Пугачёвой, Басковым, Киркоровым. И вдруг из этой семьи резко выделяется Басков. И я Коле пожал руку с таким удовольствием, я говорю: «Коля, клянусь тебе, я не ожидал. Вот если бы мне сказали, я бы на тебя поставил в последнюю очередь, ну клянусь». Он говорит: «Сын офицера». Молодец. А Григорий – ну, мне кажется, это ожидаемо, он давно уже в списках ФБР, не однажды себя до этого проявлял как русский человек, поэтому они объединились и сделали это хорошо.

Присоединиться, мне кажется, нет необходимости – эти два человека закроют то, что они уже начали. Я имею в виду, что этот пункт – полностью под ними, надо что-то ещё делать, надо создавать что-то другое. Я сейчас стараюсь немало времени уделять поддержке зооприютов, потому что понимаю, что этой позицией вообще никто не занимается в нашей стране.

Сейчас в Каховке была проблема: там целый заповедник оказался под водой, и всех этих животных надо было организовать, эвакуировать зоопарк. Вот сейчас ростовский зоопарк горел, так тихо это прошло, но горел он, и животных мы предлагали тоже эвакуировать, в тот же ростовский уже знаменитый цирк перевезти часть коллекции.

Поэтому мне есть чем заниматься, мне есть куда свою энергию и свои средства направлять, поэтому нет необходимости поддерживать этих двух очень крутых артистов, которые сказали, и они это сделают. Они сказали, что за каждый «Леопард» будут платить по миллиону, и сколько бы этих «Леопардов» ни привезли, они за каждый заплатят по миллиону, здесь можно быть абсолютно уверенным.

– Это вопрос финансов?

– И финансов в том числе. Но надо поддерживать наших бойцов, надо финансово помогать тем людям, которые рискуют своей жизнью, и дай Бог им всем вернуться обратно.

– Давайте завершим разговор о зоозащите. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Я знаю, что у вас цирке появился самый младший из зверей – тигрёнок, как раз из Мариуполя, вы назвали его Роджером в честь лидера британской группы Pink Floyd. Это ваша идея была? Я так понимаю, что здесь есть и политический мотив?

– Всех наших животных с начала карьеры братьев Запашных мы называем в честь знаменитых певцов, певиц, к которым мы испытываем уважение, которые действительно проявили себя в искусстве, оставили серьёзный след, со многими из них мы лично знакомы, и брат на концерте Мерлина Мэнсона вынес тигрёнка и спросил у господина Мэнсона, можно ли назвать его в честь него. И он дал своё «благословение». То же самое сделали Томас Андерс из группы Modern Talking и многие русские исполнители прежде всего.

Сейчас, когда у нас появился тигрёнок, тоже встал вопрос, как же его назвать, и имя должно быть удобное, краткое, легко запоминающееся для самого животного и немножко отличающееся от уже существующих имён, чтобы животное не путалось. И я вспомнил про господина Уотерса, который принял нашу позицию, который разобрался в вопросе, при этом лично с ним я не знаком. Я предложил это Аскольду, говорю: «Аскольд, давай назовём. Ну, Pink Floyd – это серьёзный уровень, это раз. Его знает весь мир – два. В-третьих, он ещё сейчас и за нас. И имя хорошее, красивое, удобное – Роджер». Брат сразу принял. Теперь мне остаётся только [надеяться], что когда-то мы познакомимся с этим человеком лично, сможем познакомить тигрёнка, может быть, это будет уже большой тигр, не знаем, через сколько [лет] произойдёт эта встреча, и надеюсь, что это будет приятное знакомство для всех. Но прежде всего просто дань уважения и благодарности от нас с братом как граждан России – назвать в честь хорошего человека нашего тигрёнка, благодарность хорошему, крутому музыканту.

– А это только имена известных, звёздных людей? Я про то, что есть герои спецоперации.

– Ну изначально я же говорю про начало 2000-х годов…

– Традиция.

– Да, мы выбрали эту линию.

Честно, о том, что вы сейчас сказали, я даже не думал. Правильно ли это, неправильно – не знаю. Мне кажется, в честь этих героев надо улицы называть, это будет правильно, новые модели автомобилей, которые не будут ломаться, какие-то новые изобретения, космический аппарат в честь какого-то героя назвать, самолёт, более статусное что-то, более серьёзное, что ли. А мы, люди искусства, будем внутри искусства.

*Признаны Минюстом РФ иностранными агентами.