Пустил тыл в глаза: за что Москва и москвичи крепко полюбили Владимира Гиляровского

Дядя Гиляй или Джура – такие разухабистые псевдонимы выбрал для своих заметок в московских газетах король репортеров Владимир Алексеевич Гиляровский. Поэт, фельетонист, журналист и писатель, оставивший нам бесценные хроники старой Москвы с ее непростой – теневой – стороны.

Рос Гиляй далеко от столиц – в Вологде. Отец, человек служивый, уважаемый, при должности полицейского пристава, воспитывал сына, видимо, не слишком внимательно. Мальчишка сразу отбился от рук, хоть и проявил способности к сочинительству в раннем возрасте.

Уж неясно, откуда первоклассник вологодской гимназии (а гимназическое образование было в России элитарным, не для всех) выучился французскому, но веселил одноклассников своими переводами французских поэтов, да сам писал стишки и эпиграммы на преподавателей. Так и остался на второй год. Не выдержав экзамена, а в гимназии экзамены были не только в старших классах, сбежал из дому. Видимо, испугавшись тяжелой отеческой руки.

Гиляровский-отрок путешествовал по России с работягами, бродячим цирком. Позднее заделался актером в театре. Бурлачил, белил ткани на мануфактурах… Словом, «его университеты» были так же разнообразны, как у персонажей Лескова и Горького. А может, в книгу воспоминаний и были внесены автором из произведений этих писателей. Кто знает? Нрав у Гиляровского был озорной, перо бойкое, смелости и авантюризма ему было не занимать. Мог и напридумывать.

Добравшись до Москвы, он нашел себя в уличных репортажах для бульварных листков. Непритязательная, но яркая, залихватская манера молодого репортера, которого сегодня можно было бы назвать стрингером, понравилась москвичам. Не всем. Городская власть пыталась осаживать автора, когда его уж слишком заносило в «багровые тона».

«Такая правда нам не нужна», – говорили цензоры и приказывали развалить гранки набранной книги очерков Гиляровского о неприглядных задворках сиятельной Москвы – сердца и гордости России во все времена. Уж больно беспросветно и мрачно выходил нуар московских событий из-под его пера.

Темные закоулки, лихие люди, смрад и беспорядочность «чрева Москвы», описания, возможно, вдохновленные модными в то время Эмилем Золя и Эженом Сю, – все это не могло нравиться губернатору, вкладывавшему силы в благоустройство древней столицы. Гиляровский, первым появлявшийся на местах городских происшествий, выхватывающий жареные факты, как каштаны из огня, и тут же сдающий в набор новости о пожарах, грабежах, мордобоях, раздражал. 

Но горожане полюбили своего супергероя, успевавшего обежать за ночь пол-Москвы, сунуть кому надо из полицейских, выпить чарку с подозрительными типами, промышляющими делишками, в заплеванном кабаке, побеседовать по душам с бродягами и опустившимися личностями, чтобы в утренней газете протрубить с эдаким задором о городских улицах.

Его чуть не подавили на Ходынке. Он чуть не сгорел в пожаре на мануфактуре Морозова. Чуть не угодил несколько раз на нож в темном проулке Хитровки. Он создавал свой образ города. Вопреки парадным фасадам и реляциям о благоустройстве, появлялись его статьи и очерки с обратной стороны Москвы.

Жил Гиляровский долго. На его глазах произошли события, которых репортер городской хроники, увлеченный закоулками, и представить себе не мог.

Гиляровский не был белоручкой и не прятался от опасностей. Принял участие добровольцем в нескольких войнах: турецкой, японской, германской. Везде проявил себя бесстрашно. Был «охотником», то есть разведчиком. Имел награды. Словом, малый что надо!

Главным для него и после революции остался город, который он исползал и изучил как никто. От клоаки до золоченых куполов он знал Москву. Ею восхищался и принимал на себя язвы ее болезней.

Настоящий поэт городской жизни, он открыл нам город – весь, настежь распахнув его скрипучие двери. Мы благодарны ему за долгие годы трудов, за талант и дерзость, которые он отдал Москве.

За веселый и острый язык, за наблюдательность, за хитрость, за изобретательность, с какой он пробирался к тайнам города, но более всего – за любовь к «Москве и москвичам», с которой он не расставался до конца своих дней. Которая и сейчас – через 90 лет после его кончины – живет и служит авансом новым поколениям жителей столицы не посрамить той преданности Москве, какую оставил после себя мастер.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.