Гнездо Петровича: кто прав в истории с отменой выставки в Петербурге

Большого шума из-за неоткрывшейся экспозиции покойного художника-постмодерниста Тимура Новикова не получилось, как ни пытались его создать.

Дирекция Русского музея – структура бюрократическая, даже если её возглавляют эстеты и энтузиасты. Отвечает за соблюдение нормы.

Художник же – существо окрылённое, противящееся всякой рутине. Можно сказать, свободное.

Мы делим искусство на декоративное и высокое. Высокое – на классическое и современное. И если с классическим нам всё более-менее ясно, то современное вызывает споры, даже когда авторы и свидетели создания произведения давно отошли в мир иной.

Дело в том, что современное искусство – это не всегда искусство нынешнего времени. К современному относится и искусство модерна, так и величаемое на Западе – modern art. Это художественные произведения и направления, проявившиеся в конце XIX и начале XX века: всяческие импрессионизмы, кубизмы, сюрреализмы, русский авангард и другое. Тому прошло немало лет, но мы всё ещё считаем этот период современным.

Есть искусство «актуальное» – конца XX и начала XXI века. Но, как бы то ни было, художественное высказывание – это всегда вызов. Обществу и, конечно, бюрократии.

Актуальный художник считает своей миссией провоцировать, раздражать, выворачивать явления, представлять их с другого, ранее неизвестного ракурса. Традиция вынуждает его общаться с бюрократами только на повышенных тонах. Если в художестве используются им новаторские методы, манера, материалы, концепции, то в общении с системой он вечный ретроград. Чуть что не по его – скандал.

Художник заносчив. Ведь ему открыты некие смыслы, которые зритель, а тем более бюрократ, по мнению художника, постичь не может. Такое же презрительное отношение у него сложено и к культуре. Ведь искусство всегда контркультурно. Оно взрывает устои, а культура – это именно устоявшаяся, принятая обществом картина развития искусств.

Провокации были всегда. Не стоит думать, что новатор останется в тени представителей официальной культуры по собственной воле. Он бросает вызов, чтобы быть услышанным. Он стремится обратить на свои находки внимание зрителя. Так было и в античности, и в Средневековье, и в Ренессанс, и в застой, и даже в «оттепель». И во все эти времена художник преодолевает запреты – каноны главенствующей в обществе культуры.

Единственным периодом жизни государства, когда цветут все цветы, является декаданс – упадок. Общество нивелирует остроту своего восприятия. Становится податливым, скучающим, равнодушным, толерантным. Теряет тонус и энтузиазм. И не готово всерьёз заниматься судьбой отечества.

А художник всегда в тонусе. Он чуток и вызывающе правдив. В его инструментах, кроме кистей или шпателя, всегда есть аллегория, символ, знак. Эта триада (или троица) тоже имеет иерархию в зависимости от исполняемой функции. Аллегория – связь с прошлым, обращение к опыту человечества. Аллегория стоит на ступень ниже символа. Символ – концентрат нынешнего. Как будто закавыченное настоящее. Знак – высшая ступень. Это некое зашифрованное будущее. Предугадывание, а не прогноз. Он прошивает время и намекает на вечность.

Зритель легко научился считывать аллегории, а символы использовать даже в поп-культуре. Знак же вызывает вопросы и трепет.

Можно ли отнести искусство к актуальному, если оно обращается к культуре прошлого? В случае с Тимуром Петровичем Новиковым и его поиском – конечно. Все эти «аполлоны», обращение к античности, подчас вычурное и натужное, – знак. Нового отношения к себе, действительности, святыням.

То, что сам Новиков на правах мэтра и философа создал вокруг себя целое гнездо, указывает, что его вызов был принят. Наибольший успех группа имела в тот самый прискорбный период декаданса.

Технически, хоть и нонконформисты, птенцы гнезда Петровича, используя и даже фокусируясь на античном каноническом жесте, величественных позах, претензии на новую мистерию, как бы ворошили культурные слои. Находились в рамках. Жонглировали стилями, не боясь прослыть эпигонами. В этом тоже есть вызов и приглашение, пусть даже надуманное, к диалогу со зрителем.

Крикливое же поведение наследников идей Новикова трудно назвать приглашением к диспуту. Будто птенец, попытавшийся раздуть событие с отменой, а точнее, с переносом выставки, испугался чего-то суетного, не подобающего званию художника.

Наследие Новикова давно стало достопримечательностью музейной жизни Петербурга. Многие из группы стали известнее его самого. Замелькали в кино, театре, даже в политике. Другим повезло меньше. Но в любом случае это не является поводом к истерике.

Новаторы были всегда. Эль Греко, Караваджо, Леонардо – казалось бы, куда уж быть более классическим? Но все они внесли сбой в движение культуры. Изменили её насыщенность и даже направление. Их тоже не принимали. Или, напротив, приняли слишком поспешно, не разгадав их послание. Не уделив ему достаточно внимания тогда.

При этом художник тоже человек. Его желания превосходят обычные обывательские. Это так. И общество принимает это во внимание. Художник желает признания, славы, благополучия, часто – даже роскоши. То есть хочет войти в культуру, занять в ней место сейчас и здесь. И сохранить за собой беззаботность, маргинальную неорганизованность богемы, право не подчиняться морали, которую считает буржуазным ярмом. Сохранить своеобразную этику, идущую вразрез с общепринятой.

И в этом тоже есть художественный жест. Общество прощает, иногда восхищается непосредственностью художника в его идеализации себя – вечно борющегося с косностью и при этом преисполненного снобизмом.

Общество – зритель – выступает в роли такого же художника, дозволяя авторам экспериментировать над собой. Это и есть искусство. У него два конца. А посредине – выставка, галерея, музей – бюрократия. Поэтому шишки на музей, театр, концертный зал и валятся с обеих сторон. Актуальность искусства как будто делает своей мишенью не общество в целом, где есть и противники новейших течений, и поклонники, а только перекрёсток их противоречивых интересов – место, где происходит встреча художника и зрителя.

Логика требует, чтобы оба сообщества проявляли бережное отношение к этому месту, получившему своё название от тех самых муз, которым поклоняются и создатели прекрасного, каким бы безобразно сучковатым и шероховатым ни было их вторжение, и ищущие ответ на вопрос, закодированный в знаке, и оттого сомневающиеся в истинности актуального взгляда нового искусства зрители.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.