Бередить экраны: какой кризис переживает сегодня российское кино

День российского кино отмечается 27 августа. Это не день открытия первого кинотеатра в нашей стране. И не день выхода на экраны первого отечественного фильма («Понизовая вольница», 1908 год). В этот день в 1919 году Совнарком издал декрет о национализации кинематографа.

В каком-то смысле дата была выбрана логично. Искусство ведь принадлежит народу, а кино было объявлено главнейшим из всех искусств. Актуальна эта логика и сегодня, когда никто не запрещает снимать фильмы на частные деньги, однако с каждым годом наши «фабрики грез» все больше зависят от государственных субсидий и грантов.

Сказать «российское кино находится в кризисе» – значит не сказать ничего. На протяжении последних десятилетий эта фраза была справедлива всегда. Другое дело, что смысл ее был изменчив.

За постсоветский период наше кино пережило и финансовый кризис, когда госзаказ сошел на нет, а нувориши со своими деньгами еще не подтянулись; и кризис профессионализма, когда на смену советским мэтрам и монстрам стали приходить киноделы с кругозором ларечника; и смысловой кризис, когда вместо добрых и проникновенных советских фильмов зрителю начали предлагать почти исключительно кино про ментов, бандитов и проституток.

Мне кажется, сегодняшний кризис в большей мере связан с тем, что кино вынуждено заново определять свое место в нашей жизни. Ведь просмотр фильма – это не просто потребление культурного продукта. Это социальная практика, которая менялась с течением времени.

Вспомним немое кино с тапером и титрами, когда само появление движущихся картинок на холсте казалось такой же диковиной, как самолет и автомобиль. Или киносеанс в сельском клубе, куда фильм привозили раз в неделю вместе с киномехаником и его аппаратом. Или советский кинотеатр, где строгая билетерша следила, чтобы дети до 16 не пробрались на кино для взрослых, а места для поцелуев одинаково служили влюбленным независимо от того, какую ленту демонстрируют на экране.

С помощью телевидения, а затем и видеомагнитофонов кино пришло к людям домой, и популярность фильма определялась уже не толпами, осаждавшими кассы кинотеатров, а тем, что улицы вымирали, когда по ТВ показывали, например, «Место встречи изменить нельзя». Тем не менее это все равно была социальная практика, объединявшая людей: родители смотрели мультики с детьми, дружеские компании смотрели кино за праздничным столом.

Кино объединяло людей не только во время просмотра. Люди говорили цитатами из фильмов, пели песни из фильмов. Из этого во многом складывался наш культурный код.

Сегодня поведенческая аура вокруг потребления кинопродукции рассеивается. Например, в кинотеатры люди ходят все реже. Так, в первом квартале 2025 года было куплено в полтора с лишним раза меньше билетов, чем за тот же период 2017-го.

Любое кино теперь доступно в смартфоне, достаточно нескольких кликов. И уже 60% россиян смотрят фильмы в своих электронных коробочках, а это уже совсем другая модель потребления. Она индивидуалистична: ты смотришь фильм в одиночку, а потом, если хочешь, обсуждаешь его в соцсетях. Она произвольна: ты всегда можешь нажать на паузу и переключиться на другое окно. Ты можешь смотреть сериал неделю за неделей по мере выхода серий, а можешь проглотить его целиком, потратив на это весь день, и это будет совершенно иной зрительский опыт.

Поместив кино в ту же среду, в которой находятся все прочие потребляемые или создаваемые нами информационные продукты, мы не только лишаемся волшебства, которое начиналось, когда в кинозале гасили свет, но и размываем кино как отдельную категорию. Мини-сериал из восьми серий – это все то же кино? А компьютерная игра с прекрасной реалистичной графикой? А вирусный ролик?

Неудивительно, что самые запомнившиеся зрителю произведения постсоветского российского кино, такие как «Ширли-мырли», «Брат»/«Брат-2» или «Ночной дозор», были сняты уже достаточно давно, а более свежая продукция, несмотря на оживленную рекламу, а порой и неиллюзорный кассовый успех, слабо впечатывается в народное сознание.

Примером может служить сериал «Слово пацана», который всего-то полтора года назад захватил умы и вызвал волну надежд, а теперь так здорово подзабылся, что даже слово «чушпан» уже редко где встретишь.

И возникает странное двойственное чувство. С одной стороны, у нас с кино все хорошо. Когда я смотрю, например, наши новейшие сериалы, такие как «Ополченский романс», «Тюремный дневник» или «Злые люди», я искренне любуюсь и тем, как играют некоторые актеры, и тем, как это вообще сделано. Да, нет режиссеров, которые были бы мировыми брендами, как когда-то Тарковский. Но и не все так плохи, как Сарик Андреасян.

А с другой стороны, непонятно, как это все пристроить к народной жизни, для которой кино перестало быть сущностной скрепой.

Впрочем, желание русских снимать кино и смотреть его неистребимо. А значит, есть надежда, что наши киноделы, опираясь на великую русскую культуру, еще впишут свои строки в наш цивилизационный код.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.