Тон Чехова: какую загадку оставил нам самый ироничный русский классик

Поговорить о Чехове русскому человеку всегда приятно, хотя сам Антон Палыч, вероятно, вволю поиздевался бы над такой слабо закруглённой датой, как 165 лет со дня рождения. Тоже мне, писаки юбилейные...

Чехов многолик и обманчив. Он троллит читателя, может говорить смешные вещи с серьёзным выражением лица, а трагические – с улыбкой. Не всегда поймёшь, в шутку он или всерьёз.

Отчасти по этой причине возникло выдающееся читательское заблуждение: понятие «чеховского интеллигента», изначально относившееся к некоторым его персонажам, стали отождествлять с самим автором. А что, разве не похож? Скромный земский доктор, в пенсне, ещё и здоровье слабое, от чахотки умер.

В действительности, как мы знаем, Чехов отличался высоким ростом (187 см), немалой физической силой, а в молодые годы состоял в Русском гимнастическом обществе и некоторое время регулярно ходил в спортзал и занимался фитнесом. Ну не всегда же он умирал от туберкулёза.

Не очень он был похож на чахлого интеллигента и в своих отношениях с женщинами. В человеке, по словам Чехова, всё должно быть прекрасно, и поиски прекрасного порой заводили его в публичные дома. Известно его описание визита к японской проститутке в Благовещенске. Не потому ли Чехова так любят в Японии, до которой он так и не доехал? Нет, скажут вам литературоведы, не потому. Может быть, потому, что «Вишнёвый сад» напоминает японцам об их любимой сакуре?

Да, Чехов был любопытен. Он был жаден до жизни. Его влекли путешествия. Он пересёк всю страну, чтобы побывать на Сахалине, по пути навечно обидев жителей Томска. А на обратной дороге – Гонконг, Сингапур, остров Цейлон, с которого Чехов привёз диковинного мангуста.

Однако не успел он приехать домой, потрясённый увиденным, как издатель Алексей Суворин увлёк его в путешествие по Италии. За эту поездку писатель, тогда ещё довольно бедный, сильно задолжал Суворину и потом долго расплачивался за счёт гонораров.

Но опять же, что интересовало Чехова в этой волшебной стране? Вино, цирк – и снова женщины. «Завтра еду в Неаполь, – пишет он. – Пожелайте, чтобы я встретился там с красивой русской дамой, по возможности вдовой или разведённой женой. В путеводителях сказано, что в путешествии по Италии роман непременное условие».

Ну что ты будешь делать с этим великим гуманистом, бичевателем общественных пороков? А ничего, любить и принимать во всей полноте.

Наверное, если сказать, что Чехов загадочен, это тоже вызовет загробный смех классика. Сам-то он старался быть человеком простым, помня о своём происхождении: третий сын в многодетной купеческой семье, потомок крепостных, которому по молодости приходилось «выдавливать из себя раба». Да и писал он просто и прозрачно, сухо и скупо, будто доктор справку выписывает.

Однако загадка всё-таки есть, и связана она не с тем, кем он был, а с тем, кем он не успел стать. Это поэт может, а многие считают, что и должен, умереть молодым. А для прозаика 44 года – это возраст самого начала зрелости.

И неважно, что пройден огромный путь: от газетно-журнальной подёнщины юного Антоши Чехонте, лёгкой юмористики, без которой великая русская литература, дама до той поры довольно серьёзная, вполне могла бы обойтись, через сахалинские очерки, через рассказы, навсегда вошедшие в школьную программу, такие как «Палата номер шесть», «Ионыч», «Человек в футляре», вплоть до самых необычных пьес, в которых ничего вроде не происходит, но всё случается.

Всё равно Чехов так и останется внутренне незавершённым – единственным классиком, не написавшим романа. Остаётся гадать, какой могла бы стать его главная книга. Но не был завершён «чеховский гештальт» и в проекции на время, которое он пытался, но не успел осмыслить.

Чехов остался великим свидетелем безвременья. До самого интересного, до главного, в чём нашла свой исход его эпоха, он не дожил. Едва застал начало японской войны, не увидел первую русскую революцию и, конечно, не успел никак оценить политику большевиков.

Может, оно и к лучшему, а то написал бы свои «Окаянные дни» и попал бы под долгий запрет. И всё-таки жаль, что мы не можем увидеть чеховскими глазами хотя бы ещё пару десятилетий. Возможно, мы бы лучше поняли нашу историю и самих себя.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.