Он один д'Артяньян: за что мы любим Михаила Боярского

«Скуластое лицо, особенная стать – вот вам гасконский облик без изъяна». Мы помним и любим этот образ. И этот голос.

Ролей у Боярского было много, но из всех «трёх тысяч чертей» на сцене и в кино эта оказалась самой прилипчивой. Рыцарь, насмешник, забияка, соблазнитель, способный драться и глубоко скорбеть.

Такие роли сами актёры считают проклятием. Вечный Шурик или Мимино, пожизненный Дукалис – они накидывают на талант свою петлю и ограничивают свободу творческого движения.

С Боярским, к счастью, так не вышло. Его дар перевоплощения дал ему возможность сняться в непохожих образах у отличных режиссёров. В том числе в родном театре Ленсовета.

Его путь к гасконцу уже был отмечен зрительской любовью. Незабываема роль Волка в мюзикле «Мама» (1976), который в американском прокате, кстати, назывался Rock'n'Roll Wolf.

Ещё годом раньше – дуэт в пронзительном фильме Виталия Мельникова по пьесе Вампилова «Старший сын» в паре с Караченцовым. Последний, между прочим, чуть не выхватил у Боярского из-под носа роль в «Маме».

А ещё замечательный Теодоро в картине Яна Фрида «Собака на сене» и Нинарди в «Соломенной шляпке» Квинихидзе. Все эти образы принесли ему славу в 1970-е.

Мушкетёр его, сыгранный в 1978-м, стал каноническим. На него долго ещё будут равняться д'Артаньяны всех времён. Сами книги Дюма-отца теперь читаются нами с чувством превосходства над автором. Мы-то знаем, как выглядит его герой, а он не видел.

Музыкальная карьера Боярского ещё более фантастичная, чем актёрская. Он был поп-идолом, фотографии которого в виньетках лепили на деку гитары по всей стране.

У Михаила Сергеевича особая ленинградская стать. Усы и шпага, зенитовский шарф, шляпа или морская пилотка – всё при нём. Он символ города и одна из самых ярких певчих птиц современности.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.