Карл Гроссманн, один из самых жестоких серийных убийц Веймарской Германии, действовал на окраине Берлина с 1918 по 1921 год, заманивая бедных женщин обещаниями работы, а затем жестоко убивая и расчленяя их тела. Слухи о том, что он продавал мясо своих жертв на черном рынке и изготавливал из него колбасу, получили широкую огласку, но официальные расследования не подтвердили факта каннибализма. Преступления Гроссманна происходили на фоне острого социально-экономического кризиса послевоенного Берлина, когда город превратился в «европейский Чикаго» с безработицей, голодом и процветающей преступностью.

Детство и формирование садистского характера

Карл Фридрих Вильгельм Гроссманн родился 13 декабря 1863 года в Альт-Руппине (ныне часть Нойруппина) в семье тряпичника Карла Г. Фридриха Гроссманна и Марии Доротеи Софии Прессель. Он был одним из семи детей, но особенно сблизился с единокровным братом Францем, позже подтвердившим большинство показаний Гроссманна о детстве. Отец был алкоголиком и местным скандалистом, который регулярно по пьяни избивал жену и детей кочергой. Карла часто выделяли для особых наказаний, поскольку отец «ненавидел, насколько они похожи», и заставлял сына под угрозой смерти лгать учителям о синяках, утверждая, что они получены во время игр.

В детстве Гроссманн не был любим и высмеивался за уродливую внешность и неприятный запах тела. Брат Франц рассказывал, что тот уже в юности высказывал жестокие мысли и садистские сексуальные пристрастия. Он проявлял болезненную тягу к забою животных, наслаждаясь потоками крови и предсмертными конвульсиями. В шестилетнем возрасте, помогая в местной бойне, он оттолкнул брата и жадно пил кровь из перерезанной яремной вены свиньи, после чего у него начались судороги, напоминающие эпилептический припадок. Позднее Гроссманн признался брату, что мог возбуждаться только при виде крови.

С раннего возраста будущий маньяк помогал отцовскому торговому бизнесу в качестве зазывалы и присматривал за семейными козами. Соседи часто наблюдали, как мальчик играл, сталкиваясь головами с одним конкретным козлом, и покрывал лицо и грудь солью, чтобы козы облизывали его. За такое поведение он получил прозвище Циккенкарл («Козлиный Карл»).

Подростковые годы и первые преступления

В 1876 году Гроссманн поступил учеником на бойню при мясной лавке Фердинанда Клифота, который взял проблемного подростка, несмотря на его непопулярность, увидев потенциал мясника в его ловкости с ножом и отсутствии отвращения к крови. Гроссманн признался брату, что устроился на работу только для того, чтобы приблизиться к жене Клифота Доротее, и часто видел эротические сны о принуждении ее к близости. В 1879 году его уволили после попытки изнасилования Доротеи, за что Клифот его жестоко избил. Согласно показаниям Гроссманна, он так и не завершил полноценного курса ни мясника, ни забойщика. В 1880 году отец выгнал его из дома за кражу денег.

Покинув Берлин в 1894 году после неудач с трудоустройством, Гроссманн стал бродягой, скитающимся по Южной Германии и зарабатывающим попрошайничеством, мелкой торговлей и кражами. За годы скитаний он был осужден судами Гейдельберга, Дрездена, Аахена, Людвигсбурга и Мангейма. В Некарском регионе Бадена-Вюртемберга аресты были в основном за бродяжничество, вторжение в чужую собственность и мошенничество. Единичные обвинения включали оскорбление, сопротивление аресту и скотоложство.

Тюремное заключение и освобождение

3 января 1896 года садовники вызвали полицию, услышав крики своей дойной козы. Офицеры обнаружили Гроссманна прячущимся под плащом в стойле у копыт животного. Сначала он утверждал, что проник только для ночлега, но осмотр козы показал серьезный отек в области гениталий, а у Гроссманна были «мокрые колени» и расстегнутая ширинка. За содомию он получил 10 месяцев тюрьмы в Мангеймском суде.

В баварском регионе Франкония его криминальное досье включало нападения, мелкие кражи со взломом и сексуальные преступления против маленьких девочек. Первое обвинение касалось изнасилования четырехлетней малышки. Самый длительный из первых сроков – 15 месяцев тюрьмы – отбывался в Нюрнберге после осуждения в 1897 году за домогательства по отношению к двенадцатилетней девочке.

После освобождения 1 апреля 1899 года Гроссманн домогался десятилетней девочки и изнасиловал четырехлетнюю. Суд в Байройте приговорил его к 15 годам заключения. Четырехлетняя девочка умерла вскоре после вынесения приговора от инфекции, появившейся вследствие разрыва промежности. Во время отбывания наказания в тюрьме Эбрах Гроссманн продолжал проявлять жестокость и получил 55 взысканий за неспровоцированные драки с сокамерниками.

Послевоенный Берлин: идеальная среда для преступлений

После освобождения в августе 1914 года Гроссманн переехал в Берлин – город, который к концу Первой мировой войны превратился в идеальную среду для его преступлений. Послевоенная Германия находилась в состоянии хаоса: экономика была разрушена, город охвачен нищетой, насилием и преступностью. Берлин получил репутацию центра проституции, торговли наркотиками и черного рынка, а район Фридрихсхайн, где поселился Гроссманн, прозвали «берлинским Чикаго» 1920-х годов из-за высокого уровня преступности. Только в одном 1926 году в городе произошло более 300 убийств.

В этой обстановке Гроссманн устроился торговцем мясом и владельцем лотка с колбасами у станции Шлезский вокзал (ныне Остбанхоф). Он снимал убогую квартиру на третьем этаже в трущобах столицы, на Ланге-штрассе, 88/89, рядом с конечной остановкой Силезийской железной дороги. Соседи считали его угрюмым и скрытным, но домовладелец не вмешивался, поскольку Гроссманн всегда вовремя платил арендную плату и мог себе позволить регулярную домработницу, хотя эти домработницы долго не задерживались.

Система охоты и убийств

Начиная с мая 1918 года Гроссманн систематически охотился на бедных женщин – проституток и сельских мигранток, прибывших в Берлин в поисках работы. В условиях послевоенной разрухи, когда в городе было около 130 тысяч безработных молодых людей, бродивших по углам, дворам и паркам, многие женщины оказывались в отчаянном положении. Гроссманн предлагал им место домработницы, разрешал жить в своей квартире, часто предоставлял еду и деньги. Иногда он сразу нападал на жертву, связывая и душа руками, иногда ждал несколько дней, подмешивая успокоительные в пищу.

Процесс убийства включал удушение или удары тупым предметом. После смерти жертв он расчленял тела, части сбрасывал в Луизенштадтский канал и расположенный рядом водоем Энгельбекен. Чтобы объяснить исчезновение женщин, он регулярно подавал в полицию заявления, что его домработницы якобы сбежали после краж.

Кульминация преступлений и арест

21 августа 1921 года сосед Гроссманна, рабочий Роберт Иглицки, был разбужен женой, которая слышала крики и стук сверху, сменившиеся тишиной. По ее настоянию Иглицки отправился в 50-й участок Андреасвахе и привел двух полицейских офицеров, Карла Клэна и Эрнста Энгессера, в квартиру Гроссманна. Гроссманн отказывался открывать дверь, несмотря на повторные стуки офицеров, и те ворвались в квартиру. Офицер Клэн увидел Гроссманна с явно окровавленными руками, готовящегося покончить с собой, но это было предотвращено, когда Клэн выбил чашку с ядом из его рук.

Сразу после того, как Энгессер надел на Гроссманна наручники, Клэн обнаружил тело обнаженной женщины на кровати. Та была еще жива, но умерла через несколько секунд после обнаружения. Ее идентифицировали как 34-летнюю Марию Нитше (урожденная Пауль), случайную проститутку из Дрездена, которая была освобождена из тюрьмы Моабит в тот же день. Свидетели подтвердили, что Нитше была подобрана Гроссманном на Коппенштрассе, пара провела вечер на близлежащем карнавале, катаясь на аттракционах и распивая пиво до 21:00.

«Мясные» слухи и расследование каннибализма

Слухи о том, что Гроссманн продавал колбасу из человеческого мяса, возникли сразу после ареста и получили широкое распространение в берлинской прессе. Газеты Веймарской республики, которая к 1931 году имела тираж более 20 миллионов экземпляров ежедневно, активно освещали сенсационное дело. Печать рассказывала о «каннибалистическом мяснике», якобы реализовавшем сотни порций «телятины» из тел погибших женщин. Говорили о «браут ауф дер штюлле» («невеста на булке») – макабрическом прозвище, намекавшем на использование человеческого мяса в качестве ингредиента для продаваемых хот-догов.

Однако официальное расследование показало, что эти слухи были преувеличены. При обыске квартиры и в анализах образцов с мясного лотка не было найдено биологических следов человека. Эксперты полицейского бюро криминалистики под руководством Эрнста Генната, который создал одно из ведущих в мире подразделений расследования убийств, отнесли рассказы о каннибализме к таблоидным сенсациям, выдуманным ради увеличения продаж.

Общественная реакция и следствие

Новости о находках полиции быстро распространились, и в течение следующего часа у здания собрались сотни жителей. Когда Гроссманна пешком вели в участок около полуночи, полиции пришлось сдерживать десятки вооруженных гражданских лиц от нападения на арестанта. Его передали отделу по расследованию убийств в главном полицейском участке на Александерплац и предъявили обвинение.

При обыске квартиры были обнаружены следы крови и останки трех расчлененных жертв. Страшные находки привели полицию к теории о серии убийств. В канале были найдены человеческие конечности в различной степени разложения, которые, по подсчетам следователей, могли принадлежать не менее чем 20 женщинам. Соседи сообщили, что за последние годы насчитывали до 150 различных женщин, появлявшихся в квартире Гроссманна, при этом большинство исчезли без следа.

В условиях политической нестабильности Веймарской республики, когда власти были перегружены подавлением уличных протестов, пропажи «маргинальных» жертв не являлись приоритетом для полиции. Это позволило Гроссманну действовать незамеченным в течение трех лет.

Судебный процесс и свидетельские показания

Суд по делу Гроссманна начался 3 июля 1922 года в Уголовном суде Моабита под председательством Вальтера Бемерта. Свидетелями выступили соседи и коллеги по работе Гроссманна, а также более дюжины выживших жертв, выбранных для дачи показаний. Спасшиеся свидетельницы несколько раз пытались напасть на Гроссманна во время слушаний. Одна из женщин швырнула в него связку ключей, которая чуть не попала в назначенного судом защитника. Другая выжившая бросилась на Гроссманна за то, что он обвинил ее и других свидетелей во лжи. Некоторые плакали на скамье для дачи показаний.

Гроссманн отозвал свое первоначальное признание и теперь утверждал, что убивал жертв только потому, что они у него воровали, обвиняя свидетелей в том, что они говорят «чистую ложь» и являются «неблагодарными за гостеприимство». Подсудимый выдавал себя за обиженного хозяина, настаивая, что убивал лишь тех, кто его обокрал, а обвинения в каннибализме назвал чистыми выдумками.

Самоубийство и завершение дела

На третий день основного процесса, 5 июля 1922 года, судебные приставы обнаружили Гроссманна мертвым в камере исправительного учреждения, когда пришли транспортировать его в суд. Судебный пристав оставил письмо на столе председательствующего судьи. Адвокат Гроссманна вспоминал, что Бемерт прочитал записку, вздохнул, надел шляпу и встал, чтобы сделать следующее объявление:

«Подсудимый Карл Гроссманн не явится на сегодняшние слушания. Он покончил жизнь самоубийством в своей камере рано утром. Относительно обстоятельств, которые привели к этому, ведется расследование. Подсудимый, который не проявил признаков раскаяния в этом суде, предстал перед высшим судьей. Он избавил назначенных присяжных от выбора – положить конец этому необычному преступнику. Разбирательство закрыто».

С головы Гроссманна была снята посмертная маска, которая хранилась в полицейском управлении, но, предположительно, была уничтожена во время бомбардировки Берлина во время Второй мировой войны. Его тело кремировали без дополнительного вскрытия. Точное количество жертв Гроссманна так и не было установлено: оценки варьируются от официально признанных четырех убийств до 50–100 предполагаемых жертв.

Дело Гроссманна стало символом морального упадка Веймарской республики и иллюстрацией того, как социально-экономический кризис создает условия для процветания жестоких преступников. Его преступления происходили в тот период, когда Берлин превратился в «метрополию преступности». История Карла Гроссманна остается одной из самых мрачных страниц в немецкой криминалистике, демонстрируя, как индивидуальная патология может процветать в условиях общественного хаоса и институциональной слабости.