Грузия с плеч: из-за чего церковный вопрос в Абхазии и Южной Осетии никак не разрешится

Россия не откажется от признания независимости Абхазии и Южной Осетии и данное требование со стороны Грузии не может рассматриваться как условие для восстановления дипотношений, сообщили в нашем МИД.

«Это ущербное для самой Грузии и нереалистичное требование. Москвой подчеркивалось, что решения о признании государственности республик необратимы», – отметили в российском ведомстве.

Вопрос, как сказанное отразится на церковной политике на Южном Кавказе. По идее, заявление российского министерства – это прямой сигнал для РПЦ создавать епархии в Абхазии и Южной Осетии.

Проблема одна: до сих пор Русская православная церковь признавала обе страны принадлежащими к канонической территории Грузинской церкви, а та все последние годы повторяет, что не откажется от своих «исключительных прав».

Пока никто из церковных иерархов не произнес это вслух, но, в принципе, позиция ГПЦ в абхазском и югоосетинском направлениях столь же слаба и нереалистична, сколь и позиция грузинского государства по отношению к населению этих стран.

Это похоже на то, как в фильме Козакова «Покровские ворота» Маргарита Павловна проявляла себя по отношению к бывшему мужу Льву Евгеньевичу. По сути, их пути давно разошлись, но ей очень хотелось сохранять хотя бы номинальную власть над экс-супругом: мол, ты без меня пропадешь. Более того, она сама себя провозгласила спасительницей якобы страдающего бывшего мужа: «Это мой крест, и нести его мне!» Лев Евгеньевич при этом давно живет собственной жизнью и недоумевает: «Почему вы решили, что я без вас пропаду?»

Так вот и Грузинская церковь более 30 лет считает себя хозяйкой в Абхазии и Южной Осетии, хотя давно потеряла паству в лице населения этих республик. Впрочем, настоящей «семьи» там на памяти последних поколений и не было. Чтобы посещать приходы ГПЦ, в советское время нужно было знать грузинский, но абхазы и осетины им толком не владели даже в годы насильственной грузинизации.

Да, митрополит Абхазский Давид (Чкадуа) предпринимал попытки привлечь местных в храмы, даже был молодой иподиакон-абхаз. Но это скорее капля в море. За редким исключением, представители негрузинских народов всегда сторонились представителей «грузинской веры». Последние со своей стороны не очень-то стремились вести миссию среди абхазов и осетин, полагая, что те якобы мусульмане и язычники. Мол, если им так надо, пусть учат грузинский.

Долгие годы абхазам и осетинам свысока объясняли, что они неспособны к самостоятельной жизни «вне великой Грузии». Что у них никогда не будет ни своей государственности, ни своей Церкви. Что у них нет иного пути развития, кроме избавления от своей «национальной неполноценности» и становления грузинами.

С учетом того, что и те и другие – древние христианские нации, у которых когда-то была своя Церковь, свои священники и своя церковная традиция (а также с поправкой на кавказский менталитет), не приходится удивляться тому, что произошло именно то, что произошло.

История грузинского православия в обеих странах закончилась трагически вместе с кровавыми событиями начала 90-х. Грузинские священники (многие, безусловно, незаслуженно) стали жертвами грузинского высокомерия и бежали оттуда вместе с националистами.

Грузино-осетинские войны 1990–1992 годов и кровавая кампания «08.08.08» закрыли грузинскому духовенству путь в Южную Осетию. Грузино-абхазская война 1992–1993 годов сделала невозможным его служение в Абхазии.

С тех пор для осетин и абхазов имя патриарха Илии II, столь популярного в Грузии, является «черной меткой», потому что четко ассоциируется с геноцидом. Грузинские священники для них – это те, кто благословлял убийства мирных жителей в Сухуме и Цхинвале только за то, что те – нетитульной нации.

Сегодня православные абхазы и осетины живут своей непростой, но самостоятельной жизнью. А Грузинская церковь не оказывает на них никакого воздействия, за исключением одного – отчаянных, иррациональных (и абсолютно бесплодных) попыток контролировать и «не пускать».

Де-факто в обеих странах ГПЦ не существует. В Южной Осетии тихо служит один грузинский священник, в Абхазии – один священник-абхаз, рукоположенный в Грузинской церкви еще до войны. Оба – глубоко пенсионного возраста.

Тем не менее Грузинская патриархия полагает, что это и есть ее «присутствие». Поэтому настаивает на своем исключительном праве «канонической территории», и, вопреки много раз заявленному желанию абхазов и осетин, протестует против создания в обеих странах епархий Московского патриархата.

Грузинское духовенство делает это не просто так: судя по всему, в большинстве своем оно искренне верит, что само вернется в Сухуми и Цхинвали (так оба города по-прежнему принято называть на территории Грузии).

В основе этой веры – клубок мифов о «единой и неделимой Грузии», которая есть «удел Пресвятой Богородицы». Якобы последний коварным образом «разорвали оккупанты и сепаратисты» (по странному стечению обстоятельств, границы «удела» четко совпадают с территорией Грузинской СССР).

Как чеховские три сестры с их вечным «в Москву, в Москву», грузинские иерархи повторяют мантры про «Апхазети Сакартвело Арис». И возразить им невозможно, вас не поймут.

Пожалуй, главная ошибка ГПЦ, как и грузинского государства, сегодня в том, что она еще не осознала: ампутация – это не просто трагедия. Дело в том, что она не бывает временной.

И вместо того чтобы каждое утро надеяться, что потерянная рука или нога заново отрастет, стоит трезво подумать, как жить дальше с тем, что осталось.

Слова о «нереалистичности» и «необратимых процессах» – они, строго говоря, именно об этом.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.