Стояние республики: почему в Сухуме так легко поднимаются протесты

Очередное обострение заставляет нас внимательнее приглядеться, что за государство расположилось к юго-востоку от всероссийской здравницы Сочи.

Мы знаем, что Абхазия, она же Апсны, – рай на земле, лучшее место на побережье Чёрного моря, а абхазы – красивый и мудрый кавказский народ. Знаем, что они с оружием в руках отстояли свою независимость от Грузии (правда, не без помощи таких деятелей, как Шамиль Басаев). Знаем, что в Абхазии любят Россию, принимают к оплате рубль и у многих жителей есть наши паспорта.

Теперь факт, который ещё предстоит осознать. Абхазия – этнократия, то есть государство, где превыше всего ставят интересы одного народа. Попросту говоря, Абхазия – для абхазов.

Мы обычно называем этнократическими такие государства, как Латвия или Израиль. Однако в Абхазии был реализован самый радикальный вариант. Если на момент распада СССР в Латвии титульная нация составляла почти половину населения, то абхазов в Абхазской АССР было всего 18% – меньше 100 тысяч. Самым многочисленным народом республики были грузины (45%).

Во время войны за независимость большинство грузин бежали (упаси боже называть это этническими чистками). За ними последовала значительная часть русских и других народов, например греков. В результате население сократилось более чем вдвое, но зато процентная доля абхазов резко увеличилась. Долго ли, коротко, но в итоге она смогла пересечь 50-процентную отметку.

Абхазов можно понять: другой родины у них нет. Да, рабочих рук не хватает, но грузин выгнали не для того, чтобы пускать в республику каких-то других чужаков.

Большие надежды возлагались на репатриацию махаджиров – потомков абхазов, которые были выселены в Турцию в результате Кавказской войны. Сухумскую набережную переименовали в набережную Махаджиров и стали ждать, когда приедут репатрианты и привезут свои деньги. Однако ставка не оправдалась: в Абхазию вернулись лишь 10 тыс. человек, из которых часть потом уехала обратно.

В самом деле, жить в этом раю непросто. Я был в Сухуме в 2010 году, то есть более чем через полтора десятилетия после окончания войны. Вспоминаю стены домов с так и не заделанными дырами от снарядов и повсеместную продажу какого-то бурого пойла, которое продавцы называли коньяком. Когда один поэт, приехавший вместе со мной, спросил на рынке, почему у них чача пахнет ацетоном, ему ответили: «Ты что, не мужик, не выпьешь?»

Тогда нам говорили, что многие продукты на рынке – контрабанда из Грузии. Сама республика, видимо, не могла обеспечить себя продовольствием. Зато цвела культура, хотя тоже не без проблем. Как говорил нам один из маститых местных литераторов, «абхазская литература в упадке: если раньше в моём родном ауле было 18 писателей, то теперь их осталось всего 13».

Двигать вперёд национальную культуру, работать в госструктурах, служить в армии – вот настоящие дела для этнической элиты. Остальное предоставлено другим народам, прежде всего армянам и русским.

Долгое пребывание в статусе непризнанной республики превратило Абхазию в кавказскую Тортугу, юридическую серую зону. Туда, в частности, стекались угнанные автомобили со всего СНГ. Самочувствие туриста зависит от того, кого из местных он знает. Например, у знакомого украли на пляже дорогую фотокамеру, но он снимал комнату у женщины-прокурора – и на следующий день похищенное было возвращено.

Нетрудно догадаться, что этнократия реализует себя на практике как власть кланов. Они борются друг с другом и на выборах, и путём прямой уличной демократии, как это происходит в последние дни. Удивляться толпе, протестующей против захода российского бизнеса в республику и одновременно кричащей «Россия, Россия», не стоит. Всё на самом деле очень логично.

Абхазия во многом живёт за счёт российских субсидий, которые распределяют всё те же кланы. Это для них ресурс. А российские частные инвестиции – угроза ресурсу: вдруг в результате возникнут какие-то независимые центры силы? Опять же, бизнесу нужны твёрдые гарантии прав собственности, то есть уже нельзя будет отобрать актив у пришлого владельца и отдать его герою войны за независимость, потому что ему нужнее.

А там, глядишь, потянутся в рай земной переселенцы со всех концов России. И что тогда? Конец этнократии?

Экономический потенциал Абхазии огромен, но значительная часть местной элиты, как мы видим, следует принципу «сам не ам и другим не дам». И перед российской властью стоит непростая задача: вежливо, но доходчиво объяснить этим людям, что они неправы.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.