Где убыло – там прибыль: почему я не собираюсь читать новый опус Пелевина

Новый триллер-детектив «Круть» Виктора Пелевина поступил в продажу 3 октября. Более ничего о нём не знаю и читать сей опус категорически не намерен.

Не сомневаюсь только в одном: Виктор Пелевин и на этот раз будет остро актуален. Даже острей прежнего. Давно уже хочется ударять его по-французски – на второй слог. Викто́р. Как незабвенный посольский повар в исполнении Георгия Буркова любил выговаривать. Шикардос, одним словом.

На бескрайних просторах отечества свирепствует плотно сбитая секта алчущих смыслов пелеви́нов со своими молельными домами и тайными мессами. Испепеляюще нетерпимая и чрезвычайно деятельная общность, практикующая буквопоклонничество и человеческие жертвоприношения, но абсолютно глухая к стилю и слогу, воспринимающая тексты преподобного Викто́ра на манер каббалистов – как тайный шифр. Обходите их за версту, а если таки пришлось столкнуться, ни в коем случае не спорьте.

Поймал себя на том, что от его романов в памяти давно уже ничего кроме названий не остаётся. И то оседают они где-то там, на самой глубине колодца, и поднять их по своей воле практически невозможно. Но прочтёшь ненароком на заборе – и неожиданно всплывёт. Водишь пальцем по библиографическому списку: «Это читал, и это, и это вроде читал, а вот тут даже помню о чём... и это тоже покупал, кажется… и это…»

Из последней дюжины – той, что после «Generation «П» – на плаву держится от силы треть. И то смутно, в самых общих чертах. Остальное, как уже сказал, – лишь канувшими некогда названиями. На Альцгеймера не похоже – рановато, работает какая-то иная ментальная блокировка, оберегая голову от особенно пустой дребедени.

Интересно, что с многолетним опытом на сочинительском конвейере – каждый сентябрь-октябрь кровь из носу выложи – рука у него так и не набилась, техничности не прибыло, даже грамотности не прибавилось. Назойливым «мучать» вместо «мучить» почти измучил.

Трогательно и то, что сочинитель разменял уже седьмой десяток, а героям, что так яростно бьются у него с кризисом старшего возраста, едва за сорок. Он же себя с ними явно отождествляет. Теперь, правда, герои у него всё больше виртуальные – андроиды или что-то вроде того. Без возраста и пола.

В остальном же всё как всегда. Роман, скорее всего, точно укладывается в одну из облюбованных поздним Пелевиным пошловатых ниш – «Дряблый торчок Будда, или глубины солипсизма для маленьких».

Вторая ниша (когда-то их было больше, последними отвалились вампиры) – кислотно-сатирическая, пересыщенная сленговыми англицизмами как бы футурология, утомительная, физиологичная и трудночитаемая: «Transhumanism Inc.», «KGBT+», «Путешествие в Элевсин». Книжку «iPhuck 10» я так и не осилил. Скучно, девочки, наблюдать за бесконечной его кончиной.

Два десятка лет тому назад в опусе «Числа» культовый тогда уже литератор очень верно сформулировал феномен самого себя грядущих за этим двадцати лет:

– A, «The Sun», – сказала она. – У нас её никто не читает.

– Как так? – спросил Стёпа. – Как никто не читает, когда это самая популярная газета?

Мюс посмотрела на него с надменной гордостью.

– То understand this you have to be British (Понять это может только британец), – сказала она.

Так вот, это самый популярный Пелевин, и у нас его никто не читает. Но понять это способен только абориген.

От романов его давно уже ничего кроме названий не остаётся. Грустно жить с мыслью, что лучшее было написано тобой лет тридцать назад. С тех пор, сколь ни пытался, так и не смог не то что переплюнуть, а даже приблизиться. В год – по книге, и с каждым разом всё хуже.

А начинал он ой как славно: не писал ещё на офисном русском, на исходе советской власти его печатали даже умирающие толстые журналы. И хоть никогда не отличался он отточенным пером (в Сети до сих пор гуляет чей-то злой разбор одного абзаца из «Чапаева и Пустоты», где глагол «быть» повторяется шесть раз), был неглуп и занимателен. Читался на одном дыхании.

Помимо авантюрных умствований, легко мог и время схватить за хвост. Так, к примеру, «Принц Госплана» – поразительный по глубине слепок самых последних имперских денёчков, чуть ли не единственный в нашей литературе. Да и писал, несмотря на обоснованные претензии, вполне ладно. В сочинениях было то, что называют магией. После «Чапаева и Пустоты» восторженная публика ждала от беллетриста, идущего по восходящей, продолжения сладкого обморока.

Дождалась, однако, совсем другого. Магия исчезла. Как потом выяснилось, навсегда. Всё кончилось. Кончилось, впрочем, совсем даже неплохим «Generation «П», написанным, правда, уже на том самом безликом офисном русском. Книжка вышла злой и меткой: антисоветский мир оказался на порядок гаже советского, к тому же до омерзения виртуализированным. Настолько, что сам собою вставал вопрос о кукловоде.

В конце концов, что, если плюнуть и признаться? Признаться, что все эти годы завидуешь самому себе, завидуешь той самой книге или книгам, благодаря которым тебя и знают. В надежде на повторение которых поначалу и покупали твои последующие опусы. Потом покупали уже просто по привычке, не надеясь.

Что если разбередить память привычно разочарованной публике и сделать своего рода приквел того самого «Чапаева» или «Омона Ра»? И тем самым сознаться, что мучило и мучит тебя три десятка лет? И расписаться в полнейшей тщете дальнейших таких попыток.

И последнее: кажется, он давно уже открыто издевается над своими кураторами. Объём и сроки? Будут вам и объём, и сроки. Всё как договаривались. Четыре сотни страниц к августу–октябрю. А то, что галиматья несусветная, так оно контрактом не возбраняется. В контракте только объём и сроки прописаны.

Давно пора лавочку сворачивать. Но контракт есть контракт: кровь из носу четыре сотни страниц к октябрю.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.