Расстаёмся навсегда под серым небом октября: каким мы запомним Вячеслава Добрынина

Не стало Вячеслава Добрынина. Для начала – лирическое отступление. Существовала когда-то особая высокоинтеллектуальная британская рок-группа Soft Machine. Очень была популярна в конце шестидесятых – начале семидесятых. Осталась в памяти хиппующей молодёжи тем, что с блеском спела английский алфавит, и прочей заумью. Гастролировала большей частью по кампусам тамошних университетов. Мода тогда была на высокоумное. Фенечки, травка, Кен Кизи и прочее элитарное нонконформистское.

Так вот, лидер этой самой команды – барабанщик Роберт Уайатт (попавший по пьяной лавочке в дорожную катастрофу и ставший колясочником, политическим леваком, но не оставляющий по сию пору активности на музыкальном поприще) – вспоминал, как однажды звали его с прогрессивной рок-бандой в какой-то студенческий городок. Устроитель мероприятия, большой поклонник андеграунда, слюной заходился от грядущего концерта: «Какое счастье, что вы приезжаете, а то вчера выступал у нас N-бенд (название какого-то весьма популярного тогда эстрадного коллектива) – так все тут отплясывали как угорелые».

«Знал бы он, – признавался Уайатт, – что если б мы могли сочинить хоть что-то подобное N-бенду, то не маялись бы своей высокомерной дурью».

Вячеслав Добрынин и не маялся. Полуармянин, коренной москвич, дипломированный искусствовед с корочкой от МГУ. Доктор Шлягер. Вроде бы записной пошляк. Однако не каждому дано сочинить «Прощай, от всех вокзалов поезда» и сотни других прилипающих, несущихся из каждого утюга песен, которые не отпускают и не перебиваются в головах консерваторских эстетов Девятой симфонией Бетховена. Но признаются в этом из высоколобых лишь единицы.

А это ведь дар. В памяти сразу – фильм «Антон Иванович сердится», он как раз об этом. Таких, как Добрынин, рождается немного, и большую часть жизни они вынуждены отстаивать своё право на существование в борьбе с обвинениями в пошлости. Однако так называемая пошлость – это просто такой стиль. От его песен народ целыми танцплощадками с ума сходил.

С падением советской власти вроде бы полегчало, но ярлык разбитного кабацкого лабуха приклеился к фигуранту намертво. «Синий туман», «Не сыпь мне соль на рану» и прочие песни «Вороньей слободки». Он, собственно, к тому и шёл, к тому и стремился. На потребу. Цинично, зато честно. И не прогадал.

Кто из претенциозных его критиков мог сочинить так, чтобы вся страна потом пела, причём в пьяном угаре? По чесноку? Ну вот и я о том же.

Светлая ему память. Прощай! Мы расстаёмся навсегда под серым небом октября.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.