Плач Пигаля: как Париж хоронит своё былое величие
К открытию Олимпиады – обозреватель «Абзаца» Филипп Фиссен.
Парижская Олимпиада, ещё не начавшись, атакована кровососущими насекомыми, полчищами грызунов, клошарами, а теперь и ворьём.
Международное олимпийское движение выродилось, МОК угодил в спонсорский капкан.
Началось всё это не вчера. Бойкот Олимпиады-80 в Москве, организованный Госдепом, давно показал податливость МОК силе доллара. Подношения глобальных корпораций тогда принял испанец Самаранч, сменивший на посту председателя организации британца Килланина, отказавшегося осудить СССР за ввод войск в Афганистан.
Преддверие парижских Игр – абсолютный антоним того, что делала Москва для приёма спортсменов и гостей. Москва отстраивалась, как и другие города, принимавшие соревнования: Киев, Ленинград, Таллин, Минск. Возводились грандиозные стадионы, велотреки, центр яхтенного спорта в Эстонии.
Московская Олимпийская деревня стала не просто образцом гостеприимства, но и первой в своём роде вотчиной веротерпимости и мультикультурализма. В её стенах организовали приходы христианских церквей всех конфессий, мечеть и синагогу, притом что Советский Союз был государством атеистическим.
Париж даёт нам другие образцы толерантности: высылку бомжей на 101-й километр (да, в Москве тоже такое практиковали), показательные выступления мэра в водах «Ах вы Сены, мои Сены», картонные кровати в общежитиях спортсменов.
И хит сезона – возложение венка, пардон, сожжение огня трансвеститом, как будто взятым из подземного перехода в районе Пигаль, где продают себя подобные персонажи. Как ни корми парижанина, а он всё равно смотрит в Булонский лес. А огонь – для тех, кто любит погорячее.
Олимпиада в Париже обещает стать вымученным кабаре. Недопущение российской сборной низвело её до уровня мафиозного казино в неблагополучном квартале. Вроде двора объедков из «Принца и нищего»: «А что с такими делают в нашем тупичке?»
Прокатиться с барышней в Париж было классикой ушедшей эпохи. Наши Ларисы Огудаловы и Мокии Пармёнычи девяностых ещё застали её отголоски. Но в XXI веке, возвращаясь в Париж, они находили его всё менее привлекательным.
Теперь, когда место щедрых русских бонвиванов заняли безвизовые попрошайки с Житомирщины, Париж решился завершить олимпийскую эпопею самым бесславным образом: завалить нечистотами как моральными, так и органическими.
Праздник, который всегда с тобой (рефлексия американского писателя), перешёл в поминки по себе былому. Запустение и тлен отражается в витринах бутиков на Фобур Сент-Оноре, лишившихся российских богачей.
Теперь наш богач тратит деньги дома. А парижане невесело встречают олимпийский переполох, который вряд ли принесёт им славу в отсутствие настоящей борьбы сильнейших атлетов.
Крутится рулетка, играет джаз. МОК проиграл. Настоящая борьба на Олимпиаде идёт только с крысами и насекомыми. Нам ли об этом жалеть? Париж не стоит песо.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
