Орбита без Сахарова: кому стоило бы отдать полученную академиком Нобелевскую премию мира

Сегодня считается, что Нобелевская премия мира измельчала и окончательно себя дискредитировала русофобской политической возней. А раньше якобы давалась она каким-то титанам духа. Например, Мартину Лютеру Кингу, Манделе, матери Терезе. Или хотя бы академику Андрею Сахарову, получившему Нобеля ровно 50 лет назад.

Но это не так. Почитайте нашумевшую в то время брошюру Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», которая и проложила ему путь к Нобелевской премии. Банальщина на банальщине, штамп на штампе – словом, по сравнению с этими рассуждениями за все хорошее и прогрессивное против всего плохого и реакционного даже откровения Греты Тунберг смотрятся как настоящая философия.

Уверен, если бы академику Сахарову дали опубликовать эту книжку, то она бы без следа исчезла в море макулатуры.

Проблема в том, что фрагменты этого опуса были опубликованы в 1968 году в США с припиской, что автор является секретным «отцом советской водородной бомбы». Дескать, посмотрите сами, какие настроения зреют в элите СССР.

Тут уж в Политбюро встали на дыбы – и с каких это пор у нас секретные ученые публикуются в западной прессе? Куда только смотрели компетентные органы, призванные тщательно «пасти» каждого атомного физика?!

Вопрос этот, конечно, интересный.

Один из современников Андрея Дмитриевича высказался в том духе, что главной проблемой академика Сахарова было то, что он сам уже давно жил при коммунизме, а вся страна – еще нет. Сын известного профессора физики, он с детства не знал никаких проблем и лишений: домашнее воспитание и образование, престижная школа при МГУ, после которой он стал лучшим учеником академика Игоря Тамма.

Уже в 27 лет Сахаров возглавил научную группу по разработке водородной бомбы. В 32 года – был избран членом Академии наук, стал трижды Героем Соцтруда и лауреатом Сталинской Госпремии. Академик Курчатов сказал: «Этот человек сделал для обороны Родины больше, чем все мы, вместе взятые». Но при этом самой родины академик Сахаров не знал и никогда не видел.

Именно поэтому, столкнувшись с реальной жизнью, он сразу испытал искреннее недоумение по поводу всех тех негативных событий, которым было не место в его идеальном коммунистическом обществе.

И как образцовый советский гражданин он не мог молчать. Он писал Хрущеву записки о международной политике и необходимости запрета испытания водородных бомб на Новой Земле, выступал против строительства целлюлозно-бумажного комбината на Байкале, защищал преследуемых диссидентов типа писателей Синявского и Даниэля.

В Кремле от советов Сахарова вежливо отмахивались («Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах!» – сказал о нем Хрущев), а Андрей Дмитриевич огорчался и не понимал, почему же партия не хочет прислушиваться к мнению ученых? Такое же просто невозможно при коммунизме!

«Чувство бессилия, нестерпимой горечи, стыда и унижения охватывало меня, – писал в те дни Сахаров. – Я упал лицом на стол и заплакал».

И тут самое время вспомнить, что Сахарова – равно как и всех прочих ученых-ядерщиков – держали под колпаком чекисты из Второго главка КГБ (то есть из контрразведки). Вернее, бывшие сотрудники Пятого главка (по борьбе с антисоветскими элементами внутри СССР), расформированного в 1960 году.

Как было сказано в приказе тогдашнего председателя КГБ Александра Шелепина, надобность в борьбе с идеологическими диверсиями отпала по причине «исключительно благоприятной внутриполитической обстановки». Но для многих чекистов расформирование своего главка и передача их в «чужое» управление стало символом крушения всех карьерных планов и расчетов.

И обиженные чекисты решили показать, что оставленные без присмотра диссиденты смогут очень быстро превратиться в угрозу власти. Обиженный академик Сахаров казался для такой демонстрации просто идеальной фигурой. Его быстро окружили нужными людьми, организовали участие в подпольном митинге на Пушкинской площади осенью 1966 года.

Тогда около памятника поэту собрались несколько десятков человек, которые ровно в шесть вечера разом сняли шляпы – в поддержку политзаключенных. Разумеется, «митинг» был записан на кинопленку, которую затем показали новому председателю КГБ СССР Юрию Андропову.

Ну а символом окончательного падения Сахарова стала передача его брошюры в США. Дескать, кто знает, что он еще может передать американцам?

В итоге в КГБ было восстановлено Пятое управление «по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». Сахаров же был отстранен от всех атомных проектов.

Но чекисты перемудрили. Среди новых знакомых академика выделялась Елена Боннэр – журналист, ветеран войны и член партии. Женщина красивая, умная, волевая. «Мой мозг!» – восторженно писал о ней Сахаров. Но главное, Боннэр была бескомпромиссным врагом КГБ (в годы сталинского террора погибла вся ее семья).

Именно она не позволила Сахарову стать главой карманной оппозиции, создав из оторванного от реальности кабинетного ученого того Сахарова-правозащитника, которого стали всячески раскручивать на Западе. Так что – по большому счету – это ее Нобелевка. И генерала КГБ Филиппа Бобкова – главы того самого Пятого управления.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.