Пастырь на рану: чем РПЦ обязана последнему советскому патриарху Пимену

На картине «Русь уходящая» замечательный советский художник Павел Корин по какому-то пророческому вдохновению написал в самом центре полотна среди облаченных в парчу и седины патриархов и архиереев никому тогда не известного юношу в обычной черной монашеской рясе – как потом оказалось, это был только что принявший монашеский постриг Пимен, которому небеса уготовили стать четвертым и последним советским патриархом РПЦ. Именно знакомство живописца с этим молодым иноком, напоминающим сурового рыцаря Христова воинства, и вдохновило мастера социалистического реализма на создание исторического полотна о гибнущей Русской церкви.

Потому что именно в глазах этого юноши он вдруг увидел какой-то знак свыше. А какой именно – было еще непонятно.

Удивительно, но будущий патриарх был родом не священнического сословия, а самого пролетарского: его отец являлся рабочим на текстильной фабрике в подмосковном Богородске (ныне – Ногинск). Кроме старшей дочери, все дети Извековых умирали во младенчестве, и тогда его мать дала обет: если Господь позволит выжить сыну, то она наставит мальчика на служение Богу и Церкви.

Так что с малых лет она возила сына по всем богомольям. Затем устроила его в хор Богородского Богоявленского кафедрального собора.

Революция и гонения против Церкви, развязанные большевиками, только укрепили стойкость в вере молодого юноши. В 15 лет, сразу после окончания школы, он переехал в Москву и стал послушником Сретенского монастыря.

Правда, вскоре тот был закрыт, так что его новым домом стал скит близ Троице-Сергиевой лавры. Именно там в 1927 году Сергей Извеков принял и монашеский постриг с именем Пимен.

Весной 1932-го его арестовали в первый раз по делу «церковно-монархической организации» – так тогда именовали подпольные монашеские общины. Всем были предъявлены стандартные претензии – так, Пимен обвинялся в «разговорах о восстановлении монархии», ведении «антисоветской агитации», совершении на дому запрещенных богослужений.

Но иеромонаха спасли его юный возраст и «правильное» социальное происхождение. Пимена не стали отправлять в лагеря, а просто призвали в Красную армию. Видимо, в ОГПУ решили, что служба выбьет из него всю «поповскую дурь».    

Два года он прослужил в Белоруссии, освоив специальности фельдшера и ветеринара. После демобилизации в конце 1934 года вернулся в столицу – к служению в храме Богоявления в Дорогомилове. Именно там его и увидел художник Корин.

В 1937-м, в период Большого террора, Пимена арестовали во второй раз. И вновь отправили на принудительную «перековку» – в Дмитровлаг, на строительство канала Москва – Волга.

Монах-заключенный служил в лагере фельдшером, причем настолько добросовестно, что в ГУЛАГе решили отправить его досиживать срок в Узбекистан, где Пимен вскоре стал санитарным инспектором по качеству общественного питания во всех тамошних лагерях. А после освобождения его даже назначили заведующим областным Домом санитарного просвещения, благодаря чему он смог поступить в пединститут в Андижане.

А после окончания вуза даже стал завучем в школе. Кто знает, может быть, со временем вчерашний зэк и монах смог бы стать и заслуженным учителем, но тут в августе 1941 года его призвали на фронт.

После обучения в пехотном училище Сергей Извеков получил петлицы командира роты и пулеметный взвод под начало. Сражался на Украине, был тяжело ранен и контужен, но вернулся в строй. После второго ранения и контузии его отправили лечиться в Москву, а потом комиссовали из армии.

Он поселился в столице у двух монахинь, надеясь вернуться к священническому служению. Но вскоре по доносу соседей был арестован за нарушение паспортного режима.

Из-за бюрократической путаницы в документах в НКВД старшего лейтенанта Извекова приняли за уклониста. Дело в том, что в 1943 году вышел указ Сталина об освобождении всех священнослужителей от мобилизации.

Вот и решили, что герой войны решил таким способом сбежать из армии. В итоге Извекова отдали под трибунал, который приговорил его к 10 годам лагерей.

Специальность фельдшера спасла Пимена от верной смерти в Воркутлаге, хотя он там всего за год заработал туберкулез позвоночника.

В сентябре 1945-го иеромонах Пимен был освобожден по амнистии для участников войны.

Он не стал возвращаться в Москву, получив назначение священником в Благовещенский собор в Муроме. Вскоре его перевели в Одессу, а затем поставили наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры. В 1960-е годы он стал завхозом уже всей церкви.

А после смерти патриарха Алексия I в 1970 году Пимен был избран новым предстоятелем Русской церкви.

Конечно, сегодня даже в Церкви принято вспоминать те времена с легкой усмешечкой – дескать, Пимена выбрали по указке политбюро как самого бессловесного и удобного иерарха, который никогда не скажет лишнего. Но в том-то и дело, что это сейчас легко так говорить.

А в те годы Пимен просто старался сберечь всех людей, которых Господь ему поручил. Как в окопах под Харьковом он пытался спасти своих солдат, подчас закрывая их собой. Он прекрасно понимал все и про режим, и про начальство, поэтому всегда стремился быть в тени царедворцев, то есть рядом, но не впереди паровоза.

И на передовой, политой кровью, и в лагерных бараках, и в древних храмах, и в высоких кремлевских кабинетах он всегда оставался самим собой – простым монахом, не слишком искушенным ни в богословских науках, ни в аппаратных играх. Именно такие монахи были, есть и будут той солью России, которая крепко хранит не только страну и саму православную церковь, но прежде всего семена веры в душе народной.

Потому что все настоящие пастыри понимают, что рано или поздно, но это прорастет у людей в жизнь вечную. Только было бы чему.

Но, к сожалению, это начинаешь понимать только много лет спустя – уже в наше время, когда сквозь мусор и клевету последних десятилетий вдруг появились новые всходы, а сама Россия стала единственной защитницей веры и человечества против восставшего из преисподней мирового зла. Так что свою задачу отец Пимен выполнил.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.