Робот не волк: чем покоряют книги Клиффорда Саймака

Ровно 35 лет назад он навсегда оставил нас прозябать в нашем скучном мире.

Фантастику я любил трепетно, с неё и повёл счёт чтения. Её правильнее именовать science fiction: как ни крути, лучшие образцы – англоязычные.

Первым был Брэдбери. «Марсианские хроники» оглушили десятилетнего лежебоку, определили мои последующие лет семь, в течение которых я не выпускал заморских фантастов из потных ладошек, с неохотой перемежая их редкими вкраплениями других жанров.

Классе в девятом в моих руках оказалась тонкая розоватая книжка с «Городом», самым великим романом Клиффорда Саймака.

Сотканный на манер «Марсианских хроник» из новелл, выстроенных хронологически и объединённых персонажем – роботом Дженкинсом – и сквозной линией угасания человечества, совращённого лёгким физиологическим счастьем, роман разбил моё сердце.

Это совсем-совсем литература, дымчатая. Автор потом долго черпал из этого раннего романа идеи для менее глубоких сочинений. Иногда получалось даже славно, как, скажем, в рассказе «Необъятный двор», куда из «Города» перекочевала стержневая идея.

Саймака особенно занимали четыре момента, перетекавшие из текста в текст.

Первый – перемещение по мирам без помощи космических кораблей. Пересёк дверной проём – и ты на другом конце галактики. «Корпорацию монстров» помните?

Второй мотив – мученическое тягучее путешествие с просветлением и переходом на иной уровень бытия. Как в рассказе «Мираж» (Seven Came Back).

Момент третий: робот – не просто друг человека, его ангел-хранитель, он зачастую лучше и глубже человека. Тут вспоминается идиллическое мироощущение наших помещиков или американцев-южан, как у Фолкнера или Маргарет Митчелл. Рабство у них показано как правильное мироустройство. Все крепостные негры любят своих хозяев. Чёрная Арина Родионовна нянчит маленького плантатора, а тот обучает грамоте доброго крепостного мальчугана. В родовом гнезде полная гармония. Вот и у Саймака такое, только вместо негров роботы.

И, наконец, четвёртая составляющая, убедительнее всего явленная в рассказе «Дом» (New Folk’s Home). Мечта забиться в уютный дедов кров у густого леса или ржаного поля. Чтобы камелёк с потрескивающими полешками, книжные шкафы во всю стену, кресло-качалка и бутыль самогона. А то и целый университетский городок в глухой чаще.

Саймак всю жизнь воспевал природный рай на контрасте с бездушными железяками, бороздящими просторы Вселенной. Как у Тарковского: «Мы не хотим завоёвывать космос. Мы хотим расширить Землю до его границ».

Жизнь лесной чащобы и кукурузного поля автор знал не понаслышке, пел природу почти по-пришвински. Старость в надёжном каменном доме, обшитом изнутри деревом, со скрипучей лестницей, чердаком и подвалом. В глубине векового леса, с потаённой тропинкой.

И вот, периодически читая Саймака, я сам вошёл в его возраст, когда начинает неодолимо тянуть на дачу. Такую, чтобы крепкий дом со всеми коммуникациями, но вдали от цивилизации. И на берегу реки или озера, с роскошными закатами. А ты сидишь бессмертный у камина, уписываешь жаренную на вертеле дичь, куришь трубку, прихлёбываешь бренди, слушаешь иволгу и раздаёшь указания преданным неутомимым роботам.

В таком доме 25 апреля 1988 года навсегда поселился Клиффорд Саймак. Верю, что иначе быть не могло.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.