Пять вечеров с Гайдаем: что зашифровано в шутках советского кинорежиссёра
Леониду Гайдаю сегодня исполнилось бы 100 лет. Его фильмы, как эстафетная палочка, передаются от поколения к поколению. Пятью своими культовыми картинами он обрёл бессмертие.
Но молодая аудитория не ловит и половины рассыпанных в его комедиях намёков. Публика шестидесятых-семидесятых смотрела творения Гайдая иными глазами.
Никиту Хрущёва, например, он явно считал ярмарочным идиотом. И в «Операции Ы» в 1965 году одел прораба на стройке (Михаил Пуговкин) в вышиванку и пробковый шлем, заставил его в хрущёвке толкать речи о космических кораблях, бороздящих просторы Большого театра.
В другом месте «Операции Ы» Гайдай снова пнул дохлого бегемота, намекнув на его знаменитый визит в Манеж, где Хрущёв дал жару авангардистам.
«Граждане новосёлы! Внедряйте культурку: вешайте коврики на сухую штукатурку. Никакого модернизма, никакого абстракционизма, сохраняет стены от сырости, вас – от ревматизма. Налетай, торопись, покупай живопись».
Гайдай работал по классической схеме «утром – в газете, вечером – в куплете». Хрестоматийный пример – «добавочный три шестьдесят две» из телефонного звонка Милославского – стал эхом повышения цены на водку до трёх рублей и 62 копеек. Оно случилось одновременно с началом съёмок «Ивана Васильевича», в мае 1972-го.
В «Кавказской пленнице» досталось Брежневу. Один из героев, услышав слово «волюнтаризм», ответил: «В моём доме не выражаться!»
Волюнтаризм – то, в чём официально обвиняли Хрущёва, смещённого с поста генсека Брежневым и его товарищами.
Карикатурой на Сталина в «Кавказской пленнице» был образ усатого товарища Саахова, вождя здравницы-кузницы-житницы, преступившего законы гор джигита, фамилия которого из шести букв начинается на «С».
Кроме персонализированной язвительности, было у Гайдая и общее антисоветское зубоскальство. Скажем, издевательство над пионерским приветствием: «Клиент дозревает, будь готов! – Всегда готов, идиот!»
Название первой части «Бриллиантовой руки» – «Бриллиант почти не виден» – передразнивает героическую повесть Василия Ардаматского «Сатурн» почти не виден».
Тянул Гайдай свои шуточки с миру по нитке, так что некоторые из них и не совсем его.
Сцена «Это несерьёзно» из «Операции Ы», где легендарная троица торгуется с начальником склада, заимствована из картины Михаила Ромма «Ленин в 1918 году». А реплика «Ты видишь жизнь только из окна моего персонального автомобиля» в «Кавказской пленнице» – это же «На жизнь ты смотришь из окна своего кабинета» из «Верных друзей» Калатозова.
От Калатозова перешло в «Иван Васильевич меняет профессию» и выяснение личности Бунши милиционером, когда задержанный оказывается якобы психически неадекватным.
Не брезговал комедиограф повтором острот в разных картинах. Выскочившему из туалета грабителю Никулину из «Деловых людей», напуганному звуком спускаемой воды, вторит царь Иоанн Грозный тем же кульбитом в квартирке Шурика. Для обоих унитаз – экзотика.
Не исключена и осознанная перекличка картин, игра в самого себя. В «Бриллиантовой руке» пьяный, которого увозит милицейский патруль, выводит песню про медведей из «Кавказской пленницы». В «Иване Васильевиче» из магнитофона звучит песня про зайцев из «Бриллиантовой руки». Чуть ли не в каждой картине Гайдая присутствует цитата из предыдущей.
Приём не оригинальный, но придающий творениям постмодернистской свежести.
Дуболомная экранизация «12 стульев» в 1971 году предвестила творческую кончину Гайдая. Но и в ней есть острый эпизод посещения Осей и Кисой театра.
В литературном первоисточнике они смотрели «Женитьбу» Гоголя, а у Гайдая – «Ревизора». Мишенью для зубоскальства у Ильфа и Петрова был картонный авангард Мейерхольда, а у Гайдая – более поздний фанерный соцреализм. Режиссёр от души поизмывался над классовым подходом к искусству и изворотливостью критики, выдумывавшей за давно умерших авторов прогрессивный подтекст («глубоко копает»).
Впрочем, фильм содержит и намёк на Театр Мейерхольда. Бендер и Воробьянинов расспрашивают, куда неожиданно уехал театр расклейщика афиш, который заклеивает «Ревизора» спектаклем «Лес». Это та самая постановка Мейерхольда, по которой проехались Ильф с Петровым.
За «12 стульями» у Гайдая последовал «Иван Васильевич меняет профессию». А потом всё. Финита. Моментально в море, как переводил с латыни Балбес. Завод кончился, батарейка стёрлась об электроды. Хохмач сносился.
Из советских режиссёров не только Леонид Гайдай сложнее, чем кажется. Ваньку тогда валяли многие деятели культуры. В хорошем смысле прикидывались ветошью. Рассчитывали на проницательного зрителя, коего и находили.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
