Спасибо за живых: к годовщине смерти режиссёра Александра Столпера

Он успел наснимать много чего, включая громкие фильмы сталинской эпохи: «Жди меня», «Повесть о настоящем человеке», «Парень из нашего города». Обессмертила его, однако, культовая лента «Живые и мёртвые», экранизация одноимённого романа Константина Симонова.

Прозу Симонова, на мой вкус, лучше не читать, а слушать. В торжественном актёрском исполнении, как и всякую другую романтику. Иначе глаз спотыкается, увязает в сложных подчинениях, быстро устаёт. Ухо, напротив, чувствует размер, образность. Если чтец хороший.

Симонов ведь и был скорее поэт, чем прозаик. А стихи всегда лучше слушать, даже скверные. И Столпер уловил романтический стиль там, где другие находили лишь правду войны.

Потому и закадровый голос, что в иных фильмах первый признак беспомощности, тут как раз к месту. И именно такой – глубокого театрального наполнения, высокой трагической ноты.

И нарочитый грим со зловещими иссиня-чёрными тенями. И диалоги, переходящие в монологи, более похожие на декламацию. И монументальные ракурсы. И демонстративная сценическая безысходность.

Симонов хемингуэйничал всю жизнь, строил из себя немногословного мачо, зажатого колючими льдами и зыбучими песками, продуваемого злыми ветрами, изрешечённого коварной вражеской шрапнелью. Комплексовал, в том числе из-за картавости. На самом деле и звали его Кирилл, а не Константин. Трубки, фляжки с коньяком, ужимки морского волка. Позёр, одним словом.

А постановщик в экранизации поймал солнечного зайчика. Такое бывает лишь раз в жизни.

Попытка продолжения оказалась скорбной. Причём у обоих – что у Симонова в двух последующих, излишних томах трилогии, что у Столпера во второй части киносаги.

О них стараются не вспоминать. Вроде и герои знакомы, и актёры те же, даже лучше, ан нет – фальшь, что по одним только названиям понять можно: стилистически безупречные «Живые и мёртвые» против стоеросового «Солдатами не рождаются».

Чтобы получить истинное удовольствие от ленты Столпера, нужно правильно распознать жанр. Это траурная песнь, погребальная месса, реквием.

И, разумеется, сейчас фильм звучит по-иному. Приобрёл дополнительную злободневность. Предостерегает нас от расслабленности и нерадивости. Напоминает, что такое война.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.