Львов там больше не живёт: как англичанин бросил украинскую беженку
Драматичное событие, произошедшее в редкой теперь на Британских островах традиционной семье несколько месяцев назад, обернулось болезненным финалом.
Вы слышали эту историю. Семья англичанина, в начале спецоперации приютившая из навязанного газетами гуманизма львовскую беженку, быстро поплатилась крахом за свою доброту. Молодая сексапильная украинка разбила семью в считаные дни. Но это была лишь завязка мелодрамы.
Тони Гарнетт, ушедший весной к новой возлюбленной – львовянке-молдаванке Софии Каркадым – от подруги, нарожавшей ему несколько детей, с наступлением осенних холодов выгнал Софию из любовного гнезда.
Можно, не злорадствуя, а сочувственно вздыхая, произнести извечное «но мы же говорили». Можно промолчать, а можно с чистой совестью позабавиться, глядя на приключения незадачливого любовника, поверившего в новую звезду, упавшую с неба, как в той частушке, «прямо к милому в штаны».
«А я и не знал, что любовь может быть жестокой», – поётся в одной старинной болгарской песне. Если уж сам «король поп-музыки» Киркоров не знал, то что говорить об английском пролетарии, попавшем в медовую ловушку карпатской магии.
Сон Тони в летнюю ночь был прерван отчаянным танцем с саблями: молодая в ходе ссоры, возникшей на пиру, напугала избранника отборной бранью – не сообщается, на каком языке – и агрессивным поведением.
Роль женщины в английском обществе, видимо, не включает в себя энергичных танцев. Поэтому мужественный охранник Тони был шокирован, когда София со свойственным ей темпераментом выхватила нож и несколько раз ударила им в стену райского шалаша.
Можно было бы списать лёгкую степень поножовщины, жертвами которой стали пока только стены, на славянские обычаи. Но даже Тони, не являясь их знатоком, почуял неладное. А тем более мы и по фамилии Каркадым, и по хореографии софийско-суфийского танца понимаем неславянское происхождение этого шабаша.
Это какой-то гуцульский, а может быть, даже более древний, кочевой элемент. Суверенно-суеверный вроде бесконечных мольфаров, к которым за советом по лечению фурункулов за неимением поликлиник ходят в вышиванках с подношениями жители живописных долин.
Это замечание – не издевательский колониальный нарратив, как могли бы подумать просвещённые мультикультуралисты и столичные толерантки. Не имперский снобизм, взявший себе за правило унижать и порочить чистоту и наивность малых народов. Это та картина, которую старательно навязывала сама украинская пропаганда и культурный департамент тамошнего правящего РСХА: вышиванка, трембита, хуторское колдовство, стояние на коленях перед кортежами высокопоставленных иностранцев, тотемы, заимствованные из эсэсовской символики, паляныця.
Всё это и есть «украинская культура», дистиллированная после возгонки в нацистской идеологической реторте. Очищенная от всего наносного – советского кораблестроения, электрификации, космоса, Булгакова, – она представляет собой теперь набор архаических атрибутов.
Так в предвоенные годы и националистически настроенная молодёжь Германии разъезжала по деревням, собирая у шепелявых старух традиционные для арийских народов суеверия и тёмные ритуалы. Так культура скатывалась к хтоническим архетипам – «назад к простым вещам».
Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Софии и Гарнетте.
Лимитчица, выхватившая своё счастье из чужой супружеской постели, не смогла донести его до алтаря, так как соблазнять и околдовывать её учила бабушка-ведунья. А хранить и дорожить добротой, отзывчивостью «наука страсти нежной» не научила. Это признак более высокого развития, которое постмайданная культура отвергла.
Тони Гарнетт дома. Там ему и стены помогли – приняли на себя удары ножа.
А София рванёт по постелям дальше – у украинского самурая не может быть цели, только путь. «Don't cry for me, Украина» – мотивчик из английского мюзикла крутится в голове Софии. «Правда в том, что я никогда не брошу тебя», – пела в нём Эвита голосом заукраинки Мадонны. «Правда в том, что я ни за что не вернусь туда», – напевает София в пути.
В добрый путь, София! В добрый путь, Украина! Ты приближаешь тот день, когда с тобой простятся даже те, кто сегодня ещё тащится за твоим когда-то желанным телом.
Простятся с тобой без слёз и сожаления, как с надоевшей ветошью, сложив тебя в мусорные пакеты и оставив у двери снаружи. Как и поступил с вещами Софии Каркадым английский охранник Тони Гарнетт.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
