Мир, горюй: как Потсдамская конференция стала прелюдией к новой мировой войне

К 80-летию последней встречи «Большой тройки» – обозреватель «Абзаца» Владимир Тихомиров.
Вообще-то, мирная конференция союзников по антигитлеровской коалиции в побежденном Берлине должна была состояться раньше – в конце мая или начале июня 1945 года.
По крайней мере, на этом настаивал премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, который полагал, что такая конференция станет отличной рекламой его Консервативной партии накануне парламентских выборов, назначенных на 5 июля 1945 года. И, как позже выяснилось, выборов опасался он не зря: британские избиратели дружно прокатили Черчилля на выборах, проголосовав за лейбористов.
Также Черчилль предлагал провести мирную конференцию в британской или американской оккупационных зонах.
Но у нового президента США Гарри Трумэна, сменившего умершего в апреле 1945 года Франклина Рузвельта, были свои соображения.
Во-первых, Потсдам, находившийся в советской зоне оккупации, считался важным символическим местом в германской истории, поскольку он был загородной резиденцией прусских королей и германских кайзеров. И было очень важно, чтобы встреча победителей состоялась вблизи Берлина – на руинах покоренной столицы Третьего рейха.
Во-вторых, потсдамский дворец Цецилиенхоф почти не пострадал от военных действий, а рядом находились многочисленные особняки германской аристократии – идеальное место для размещения правительственных делегаций.
Но самое главное: Трумэн ждал результатов Манхэттенского проекта – первых в мире испытаний ядерного оружия.
И совсем неслучайно, что взрыв первой в мире атомной бомбы Gadget прогремел на полигоне Аламогордо 16 июля 1945 года – как раз накануне открытия Потсдамской конференции.
Среди советских и российских историков обычно принято завышать значение личности политиков в истории. Это касается и сравнения Рузвельта с Трумэном – дескать, первый был как бы «нашим», просоветским, а вот второй – русофобом. Дескать, проживи Рузвельт чуть подольше, может быть, история пошла бы по совсем иному пути.
Не пошла бы. Просто в мае 1945 года закончилась война в Европе, но Вторая мировая война все еще продолжалась – на Тихом океане. Предстояла еще операция по оккупации самой Японии, и американцы после серии кровопролитных боев за каждый островок понимали, что в этом деле им без помощи Советского Союза не обойтись.
Поэтому Рузвельт и делал все, чтобы сохранить теплые отношения с Москвой. Сталин тоже шел навстречу всем пожеланиям Вашингтона – СССР были необходимы дешевые американские кредиты и продолжение программы закупок по «ленд-лизу» ради скорейшего восстановления экономики страны.
Сталин попытался завязать дружеские отношения и с Трумэном. Неслучайно именно ему он отдал право председательствовать на всех встречах «Тройки» в Потсдаме – дескать, новому президенту нужно поскорее почувствовать свои силы.
Но появление атомной бомбы смешало все правила игры.
«Внезапно у нас появилась возможность милосердного прекращения бойни в Японии и гораздо более отрадные перспективы в Европе, – годы спустя записал в своих мемуарах Черчилль. – Кроме того, нам не нужны будут русские!»
Эта британская самодовольная усмешечка и местоимение «мы» (типа «мы с кардиналом») появились у Черчилля только годы спустя, а тогда он чувствовал себя абсолютно раздавленным. Потому что прекрасно понимал, что окончание мировой войны на условиях США означает конец его Британской империи – а в те годы, напомним, более чем четвертая часть суши была помечена британским флагом. И именно такая Британская империя, а вовсе не Советский Союз, была главным соперником Вашингтона в борьбе за гегемонию на мировых рынках.
Черчилль, как опытная корабельная крыса (не зря же он столько лет служил в адмиралтействе), мгновенно просчитал все перспективы британской короны и свои лично. И в тот же день он перешел на службу Вашингтону.
В итоге конференция в Потсдаме выглядела скомканной.
Единственный вопрос, по которому Москве и Вашингтону удалось договориться, – это организация судебного процесса против главных нацистских военных преступников. Да и то Советскому Союзу пришлось буквально заставить «союзников» поделиться списками пленных генералов и министров Третьего рейха, чтобы никто не смог уйти от ответственности.
А вот предложение о послевоенном устройстве Германии как единого государства так и осталось на бумаге. «Объединенная Германия» не устраивала сам Запад, боявшийся, что немцы тут же подпадут под влияние коммунистов.
Двойные стандарты применялись и к бывшим союзникам Гитлера. Только в отношении стран Восточной Европы, где находились советские войска, лицемеры из Лондона и Вашингтона требовали демократических выборов с участием всех политических партий. Но вот на Италию, находящуюся под контролем американской армии, эти правила не распространялись – а то вдруг победят коммунисты и попросят американские базы на выход?
Без внимания осталось и предложение СССР о заключении новых договоренностей по контролю за Черноморскими проливами – дескать, Турция в нарушение Конвенции Монтре 1936 года спокойно пропускала в Черное море германские военные корабли. Но та практически сразу заручилась поддержкой Запада, и все в итоге закончилось ничем.
Потсдамская конференция закрылась 2 августа 1945 года, а уже 6 августа американский бомбардировщик B-29 сбросил на Хиросиму первую атомную бомбу. Яркий символ того, что новый послевоенный мир будет куда жестче и опаснее довоенного.
И изменить этот мир смогла только единственная вещь на свете – наша советская атомная бомба.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.