Дорога к сраму: как фильм «Покаяние» расколол советское общество
Ровно 35 лет назад вышел в широкий прокат фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Чуть ли не главный фильм горбачёвской перестройки, манифест антитоталитаризма и антикоммунизма.
«Скажите, эта дорога приведёт к храму?» – спрашивала с экрана бабушка – божий одуванчик в исполнении Верико Анджапаридзе.
«Это улица Варлама, – отвечала ей тётенька. – Не эта улица ведёт к храму». – «Тогда зачем она нужна? К чему дорога, если она не приводит к храму?» – удивлялась старушка.
Чувствуете зубодробительный пафос и вообще масштаб катастрофы? Вопрос, «ведёт ли эта дорога к храму», доносился в 1987 году из каждого утюга, а записные краснобаи с его помощью пригвождали оппонента: дескать, ваша дорога к храму не ведёт.
Художественные достоинства у ленты имелись. Абуладзе был достойным художником. Удавались ему, правда, лишь гробовые проповеди – подчас стильные, как «Мольба». Чуть меньше – многозначительные притчи, самая известная из которых – «Древо желания». А шутить он не умел совершенно.
«Покаяние» – зловещая история восхождения деспота Варлама Аравидзе в котором, разумеется, угадывается Иосиф Джугашвили. Лаврентий Берия угадывается тоже. И вообще много кто.
Тётенька, у которой в детстве репрессировали всю семью, раскрывает малолетнему внуку Аравидзе глаза на прежние непотребства его дедушки, персонального пенсионера, почившего днями своей смертью. Мальчик так переживает от новой информации, что накладывает на себя руки. После этого его отец, он же сын деспота, разрывает могилу Аравидзе и выбрасывает труп на съедение воронью.
Снято умело и местами сюрреально. Плюс трепетная гражданская позиция, которую специально продвигали на уровне всей страны. Вложили сил и денег в раскрутку мины замедленного действия, работающей на раскол общества.
Другой такой миной стали «Дети Арбата» писателя Рыбакова. Ещё одной (для публики посложнее) – «Жизнь и судьба» Гроссмана. Автор натянул на глобус собственное болезненно-суицидальное восприятие сталинской действительности. В книге не происходит ничего хорошего, даже воробьи страдают от репрессий и доносчиков.
Всё это печаталось миллионными тиражами, транслировалось множеством копий. Стихийной такая кампания, разумеется, быть не могла. Кто-то её готовил, кто-то планировал.
На «Покаяние» Тенгиза Абуладзе благословил, кстати, член политбюро Эдуард Шеварднадзе в застойном ещё 1981 году.
Прошло лет десять, империя пала, а вопрос про дорогу к храму пробил дно, навсегда утвердившись в качестве записной пошлости. Но всё это было ещё впереди, а тогда народ натурально пробивало на слезу и тяжёлую мысль: покайся, мол, Петрович, скидка выйдет.
И каялся. Рвал на себе последний пуховик, проклинал партократов с их распределителями, казёнными дачами, персональными волгами и миллиардами жертв ГУЛАГа.
Белый шум покаяния лез тогда изо всех щелей и полностью застилал небосклон. Праздник непослушания набирал обороты. Трезвость сохраняли лишь единицы, от которых, увы, ничего не зависело. Страна с энтузиазмом входила в разрушительный резонанс, в задорную мёртвую петлю, из которой ей было уже не выбраться.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
