Первая чеченская: как 11 декабря 1994 года изменило мою жизнь

Ровно 30 лет назад, 11 декабря 1994 года, началась Первая чеченская война. Вступил в силу указ президента Бориса Ельцина «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооружённых формирований на территории Чечни и в зоне осетино-ингушского конфликта». И выдвинулись российские войска в сторону Грозного – столицы контролируемой сепаратистами Чечни.

Предпосылки для конфликта были заложены ещё в 1991 году, когда генерал Джохар Дудаев организовал силовой разгон Верховного совета Чечено-Ингушской АССР и провозгласил создание не признанной никем в мире Чеченской Республики Ичкерия, которую он же сам и возглавил. Москва одобрила, ведь Дудаев по всем тогдашним понятиям был демократом и борцом с наследием «коммунистической тирании».

Затем наступил и вовсе праздник демократии: из республики стали изгонять русских, чеченские преступные группировки брали под контроль целые отрасли в России, главным продуктом независимой Ичкерии стала не нефть, а фальшивые авизо – липовые банковские переводы. На тонны криминальных денег Дудаев закупал оружие, чтобы начать войну с соседями – ингушами и осетинами. И теми чеченцами, которые отчего-то не спешили провозглашать отставного советского генерала новым пророком Всевышнего.

Но все эти события от нас, тогдашних студентов, были очень далеко. Какие-то неряшливо одетые и неопрятного вида бородатые люди делят власть на бедной окраине распадающегося государства. Мало ли таких по телевизору показывают?

Никто и не подозревал, что декабрь 1994 года навсегда перечеркнёт жизнь целого поколения.

В первых армейских колоннах, входивших в Грозный, был мой одноклассник Стеган, Никита Стеганцов. Басист нашей гаражной рок-группы, название которой мы так и не успели придумать. Никита там и остался – в пылающем городе в районе площади Минутка.

Затем на войну ушёл другой мой одноклассник – Саня Бобров. Спортсмен и разрядник, боец СОБРа. Погиб смертью храбрых, прикрывая отход наших.

Третий друг моего детства, Ваня Харченко, вернулся живым и здоровым. Правда, после войны много пил, потом сел на самодельные наркотики. Когда его бросила жена, покончил с собой.

Живым вернулся и солист нашей группы Юра Левин – с контузией и осколком в правом боку. Стал адвокатом.

Мне повезло: меня призвали весной 1996 года после университета и военной кафедры. Сказали, что на офицерские сборы, и отправили в Моздок. Вернее, это мы уже потом узнали, что были в Моздоке.

Жили в палатках посреди грязного поля, и единственное, чем мне запомнилась чеченская война, – это вечное чувство холода, голода и жирная чёрная грязь, которая, казалось, была везде, даже внутри нас, проникая через поры кожи. И постоянное ожидание, что нас вот-вот куда-нибудь отправят оправдывать лейтенантские погоны.

Но обошлось.

Это ощущение грязи пропало у меня только с началом Второй чеченской войны, когда в такой же грязной солдатской палатке новый главком решительно отставил в сторону поднесённую стопку водки – помянуть погибших ополченцев. «Пить будем после победы», – сказал он решительно.

Она у нашего поколения до сих пор так и не наступила. Есть только даты начала войн – Первой, Второй чеченской, специальной военной операции, на которой погиб мой друг Юра Левин, записавшийся добровольцем.

Может быть, это и правильно. Когда победим главного врага, десятилетиями натравливавшего на нас дудаевых, басаевых, грузинских нациков и бесноватых азовцев*, тогда и отпразднуем.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.

*Батальон «Азов» – террористическая организация, запрещённая на территории России.