Глеб Матвейчук – актёр, певец, продюсер, композитор, автор мюзиклов и музыки к фильмам, принимал участие в патриотическом марафоне «За Россию» в поддержку СВО, выступал с концертами в Донбассе.

О поездках в Донбасс

– Глеб, хочу спросить про поездки в Донбасс, вы там были с выступлениями. Спеть для военнослужащих, для раненых в госпиталях, для мирных жителей – это для вас вклад в общее дело, творческий долг, какая-то эмпатия?

– Это мой гражданский долг, это мой долг артиста. Я участвовал в самой первой поездке, это был май 2022 года, была большая делегация. Были Лариса Долина, Дмитрий Дюжев, Григорий Лепс, много артистов было, и это был самый первый раз, было очень волнительно.

Мы приехали и разъехались по разным городам, я пел в Харцызске. Потом у нас был общий большой такой концерт в Луганске. Вообще, всё это было приурочено к празднованию дней рождения республик, принимали участие артисты луганских театров и луганской эстрады.

Зрители принимали нас очень хорошо, до последнего не знали, что мы приедем. Для них был большой шок, когда на сцену вышел Григорий Лепс – это никаким образом не освещалось. Но мы прямо почувствовали, насколько это нужно делать, насколько это важно для этих людей, которые, конечно, за это время, за эти восемь лет, пережили очень много трагедий. Для них это был как глоток свежего воздуха – отвлечься, немножко позабыть все ужасы.

– Какие эмоции вы испытали после поездки, когда уже вернулись в Москву?

– Я понял, что сделанное мной – это очень важная часть моего творческого долга перед этими людьми. Я понял, что это очень нужно, что это необходимо.

Мы выходили, общались с обычными людьми, то есть выходили за тот круг общения, который как бы был сделан организаторами. Мы просто разговаривали, и я понимал, насколько им нужна поддержка России, насколько важно то, что сейчас происходит и что мы делаем.

Хотел бы ответить на вопрос, который часто мне задавали: как изменился мой репертуар после февраля 2022 года? Никак он не изменился – я и раньше пел патриотические русские песни, всегда был очень активным артистом, который продвигал и народное творчество, и русскую песню, и советскую песню. Я постоянно выступал и выступаю с Ансамблем имени А. В. Александрова, с ансамблем Росгвардии. В моём репертуаре уже лет 15 назад сформировался очень чёткий пул патриотических песен.

Поэтому, когда меня спрашивают, мол, сейчас все запели вдруг внезапно песни про Россию, я говорю, что пел про это всегда. Поэтому я понимаю, что имел полное право поехать в Донбасс и петь свой репертуар, потому что я его всегда пел и буду петь.

– Вы планируете ещё возвращаться на передовую? Может быть, запланированы какие-то выступления, концерты, программа?

– Вы знаете, когда я сказал, что это долг артиста, это не громкие слова. Буквально в феврале 2023 года мы были с [актёром] Александром Балуевым на гастролях с драматическим спектаклем. И он говорит: «Слушай, вот мы будем в Новочеркасске, не хочешь съездить в госпиталь просто поддержать ребят?» И мы просто позвонили туда и сказали: «Здравствуйте, это Александр Балуев, Глеб Матвейчук, мы хотим приехать и сделать там маленькую творческую встречу, поддержать раненых, пообщаться». И мы просто взяли и поехали, мы это не планировали, не звонили, не вызывали прессу, не делали из этого «бум-бам». Это было такое вот желание, как бы импульс, и мы взяли и сделали это.

Поэтому я, конечно, со своей стороны буду стараться делать всё, что от меня зависит, чтобы участвовать. Я считаю себя русским человеком и думаю, что на мне есть определённая миссия в сфере национального театрального искусства.

Невозможно создать что-то оригинальное и действительно достойное на базе каких-то заимствований. Это не бывает так, надо воспитать своих. Где школа, где вообще вот эти вот все советские, правильные такие культурные образовательные учреждения, где это всё? Это всё развалилось по каким-то заимствованиям, по каким-то схемам, которые нам не подходят.

О мюзиклах

– Не замечали ли вы, что у россиян до сих пор есть представление о том, что мюзиклы – это что-то такое от лукавого, что-то западное и больше про развлечение, чем про какое-то содержание и глубокий смысл?

– Мюзикл – это просто название. Да, есть жанр оперетты, есть музыкально-драматический спектакль. В принципе, всё это можно назвать мюзиклом, просто мюзикл – это раскрученная западная формула, которая сейчас воспринимается как синтетический жанр, где тебя будут развлекать. Ты придёшь – там и спляшут, и станцуют, и споют, и ещё, может быть, поднимут автобус в небо, и все будут счастливы и рады провести так замечательно время.

Но есть «Юнона и Авось». Это мюзикл? Мюзикл. Можно назвать его рок-мюзикл, но это просто терминология, а по сути дела, я создаю музыкально-драматический спектакль, который вы хотите продавать как мюзикл, потому что сейчас это продаётся именно под таким соусом. Назовите музыкально-драматический театр, он у нас прекрасный. Можно взять любой советский музыкальный фильм – это мюзикл? Мюзикл, почему нет?

Ну просто сейчас привыкли все к этому модному слову. И я не противник термина «мюзикл», но я часто называю свои спектакли музыкально-драматическими. Потому что первый мой проект – это «Территория страсти», он был создан вообще в компании драматических артистов. Это был очень популярный проект, он сейчас трансформировался и называется «Опасные связи» и идёт и в Омске, и в Москве, и сейчас даже Луганск занимается постановкой этого спектакля. Это можно назвать мюзиклом, но мы его назвали музыкально-драматический спектакль, мы объездили с ним всю Россию, это была самая громкая антрепризная постановка – 25 человек на выезде.

Почему мюзикл? Сейчас время синтетических жанров, и этот жанр очень коммерчески успешен, потому что у людей клиповое восприятие, им надо быстро-быстро-быстро, мы уже не можем даже смотреть клипы, которые больше 20 секунд.

Поэтому это, к сожалению, форма нашего времени, и этот жанр востребован сейчас в любом, даже в драматическом театре. И очень много региональных театров делают запросы на наши постановки, потому что это национально – они платят меньше денег, чем любая западная лицензия стоит. И, самое главное, не может возникнуть такой ситуации, что «ой, у вас лицензия закончилась, гори оно всё огнем, до свидания, вы больше не имеете права этого делать».

– Если вы возите свои спектакли по разным городам и гастролируете, это говорит о том, что аудитория у вас есть. А можете раскрыть статистику такую, кто сегодня ходит на мюзиклы?

– Вы знаете, дело в том, что мюзиклы бывают разные. Бывают семейные, у нас очень много таких. Допустим, есть спектакль «Алиса в Стране чудес». Этот проект я посвятил своей дочери, которую тоже зовут Алиса. Он идёт в Новосибирском театре, Москве, Санкт-Петербурге.

Была ещё одна версия, которая тоже шла в Москве, но она называлась «Лабиринты сна». Этот проект вообще имеет интересную целевую аудиторию, потому что сейчас основные зрители – это подростки. Это самая сложная история – чтобы в театр начали ходить подростки. Понятно, что мы тоже пользуемся современными всякими методами, технологиями, чтобы привлечь новых зрителей.

Допустим, «Опасные связи» – это взрослый спектакль по мотивам Пьера Шодерло де Лакло. И, в общем-то, публика у нас разная. Скажем так, и 65 с плюсом, и 30, и 18. То есть очень широкая целевая аудитория. Зритель тот, который ходил 20 лет назад в театр, очень сильно отличается от современного. И с этим зрителем надо работать, с ним надо быть в диалоге постоянно. Почему я противник западных лицензий? У нас есть те темы, которые для нас актуальны, но вообще не интересны ни англичанам, ни американцам, ни кому-то ещё.

У нас есть спектакль по древней славянской мифологии «Алконост». Когда я принёс его в театр, мне сказали: ты что, такое название – это сразу «до свидания». А сейчас этот проект набирает обороты, потому что он сделан на легендах древнеславянской нашей мифологии. И это интересно, у нас вообще непочатый край вот этого вот всего дела.

О засилье Запада в культуре

– Глеб, скажите, а засилье западного контента на музыкальной сцене по-прежнему осталось?

– Есть, оно по-прежнему есть, это никем не регламентируется.

– Это проблема?

– Она не такая явная, как была раньше, когда композитор заканчивал композиторское отделение в Московской государственной консерватории, шёл со своим материалом в театр, и ему говорили: «До свидания, у нас есть «Чикаго», у нас есть «Красавица и чудовище», ты нам не нужен». Это тоже искусство, я даже с этим спорить не буду. Но никому из этих товарищей, из моих ровесников, из моих коллег, не давали шанс.

Я просто знаю историю миллионов покалеченных судеб, которые так никуда и не проникли, у них в столе есть замечательные произведения, которым просто не дали шанса. Мне же повезло, по сути дела, потому что я, конечно, не могу назвать себя только композитором, я занимаюсь и продюсированием, и исполнительством, у меня есть возможность работать с лучшими поэтами, с лучшими театрами, заходить в первую очередь как исполнитель, а у них этой возможности нет.

– То есть театр сегодня так и работает по франшизам?

– Полностью всё не ушло, да, Вы можете просто открыть репертуары театров и посмотреть. Конечно, это всё есть.

– У этого тоже есть аудитория, на это тоже ходят?

– А есть замечательные, потрясающие спектакли. Я же не говорю, что то, что они делают, – это ужасно и плохо. Это очень всё хорошо.

– А есть золотая середина – чтобы и им чуть-чуть, и нам тоже?

– Конечно, как сделано в Китае: есть определённое лимитирование рынка, есть определённое процентное соотношение западных лицензий и поддержка национального искусства. Это необходимо делать. С этим надо возиться, надо это открывать, надо рекламировать, надо это поднимать, но кому это нужно? Все привыкли сейчас делать быстрые деньги.

– У вас есть ответ на вопрос, почему наша культура оказалась в осаде западных трендов?

– Это очевидно. Они вообще, в принципе, свои идеи как главенствующие выставляют на первый план и насильно как бы их пропагандируют.

Ни для кого не секрет, что Россия очень долгое время была таким вторичным рынком сбыта той же кинопродукции, в том числе театральной. Ну, в киноиндустрии это уж точно явно и понятно, что они просто убили российский кинематограф, который сейчас начинает каким-то образом очень плавно, очень медленно, но выбираться из ситуации.

Я не говорю, что нет вообще российского кино – оно есть, оно начинает появляться, и я надеюсь, что не наступит тот момент, когда все про всё забудут и опять начнётся вот это вот засилье западных лицензий, лёгких денег для очень многих людей.

О фольклоре

– Вы говорили, что таланты есть, но почему-то фольклор, почему-то классика русская – только вы?

– Потому что я идеалист. Я не говорю, что только я. Я поддерживаю очень многих русских, российских авторов и поэтов и даю очень многим шанс. Естественно, в формате своих возможностей, а у меня они не такие большие.

У меня нет никакой государственной поддержки, моя компания существует, что называется, на частный капитал, это мой собственный капитал и какие-то наработки. Я не пишу произведения по заказу, у меня нет авторских заказов театральных, я всё делаю сам и потом уже предлагаю.

Вообще нет сейчас литературных, скажем так, подразделений, которые раньше были в каждом театре, когда произведения проходили жёсткую цензуру. Сейчас столько мусора, столько грязи проходит в театр, потому что нет специалистов и нет отделов, которые занимаются тем, что они читают либретто, читают сценарии, литературу, нет этого ничего. Про телевидение я вообще не говорю.

О национальной культуре

– Глеб, для того чтобы двигаться дальше, пытаться совершить прорыв, нужна инерция. Где же какие-то гильдии, ассоциации, которые ратуют за то, чтобы национальная культура сейчас совершила этот прорыв?

– Я не знаю. Мне никто не звонит, никуда не приглашает, я, в принципе, ни от кого ничего не жду. Хотя я считаю, что многое делаю, и те проекты, которые я делаю, идут в серьёзных театрах. Если существуют такие гильдии, союзы, никто мне не звонил, никуда не звал. И сам я никуда не стремлюсь, потому что ни от кого ничего не жду.

Я делаю своё дело и для меня важно, что рядом со мной команда, которая тоже идеологически верит в то, что мы делаем. И это имеет свой потенциал. Конечно, круто было бы нас поддержать каким-то образом и дать нам возможности. Не самим за свой счёт лепить там какие-то небольшие проекты, а потом медленно развиваться, а дать нам возможность работать с театрами, создавать репертуары и выполнять какие-то идеологические государственные проекты.

Посмотрите на тех же американцев, которые для нас враги, но они же правильно идеологически выстраивают и кинематограф, и театр, вот эта вся патриотка очень правильно подана. Надо брать лучшее. Я считаю, что это правильный подход. Понимаете? Поэтому надо проводить определённую работу. Это надо делать систематично, чтобы те же подростки воспринимали это всё на генетическом уровне и в очень правильной подаче.

Это работа не только меня, это работа на государственном уровне. Я не знаю, кто за это отвечает и кто ведёт эту работу, но, по крайней мере я, оглядываясь по сторонам, не вижу проектов, которые выполняли бы эти функции.

О западном на эстраде

– Глеб, у меня к вам вопрос как к вокалисту, как к исполнителю. Вы общаетесь с коллегами по цеху. Российский шоу-бизнес – один из элементов, который очень подвержен влиянию Запада. Что вы об этом думаете?

– Рынка просто нет. Я не говорю обо всех, но есть определённая задача – заработать денег. И наличие форматов, определённых эталонов и в звучании, и в создании песни очевидно. Кто-то на это идёт, а кто-то понимает, что сейчас время такое. Время таких героев, время фриков.

Но оно уходит, сейчас начинает уходить. А то, что было пять лет назад, – очевидно. Вы посмотрите, какие у нас герои в кинематографе, какие у нас герои на телевидении, какие у нас герои на эстраде. Фрики. А в советское время были другие герои, другие артисты.

– Откуда должны появиться Магомаевы?

– Они смогут появиться, только когда введут определённую цензуру, когда будет определённая политическая воля. Раньше это всё и существовало.

– У вас бесчисленное количество дуэтов с артистами первых величин. Зажигательные народные песни с Надеждой Бабкиной, сильные рок-номера с Ольгой Кормухиной, ставшие хитами песни как раз-таки с Ларисой Долиной, о которой вы говорили. Другими исполнителями…

– У нас с ней десять дуэтов, и как-то раз мы даже обсуждали, что можно уже, в принципе, выпустить альбом. Потому что мы спели, мне кажется, с Ларисой Александровной максимальное количество дуэтов. У меня ни с кем нет такого большого количества дуэтов.

О Надежде Бабкиной

– Я как раз хотел спросить по каждому определённому артисту у вас. Вы сотрудничаете с театром «Русская песня» Надежды Бабкиной?

– Да. Потому что Надежда Георгиевна для меня эталон настоящего русского человека с определённой позицией гражданской, творческой. Я всегда за то, что она делает, и готов к любому сотрудничеству с ней, потому что я понимаю, какие цели она преследует.

Я работаю над спектаклем «Ночь перед Рождеством» в её театре уже лет восемь. И после каждого спектакля она говорит речь. Вы понимаете, у меня гордость большая за страну, за то, как она взаимодействует с публикой. Какие правильные вещи она говорит.

Потому что она оратор и она имеет очень чёткие и точные позиции, она всё очень точно видит и доносит до аудитории. Она работает на русское национальное искусство. Понятно, что она продвигает фольклор, но это огромный, большой вклад.

На самом деле она делает очень много для того, чтобы привлечь нового зрителя, и её спектакли всегда идут с аншлагами. Она привлекает очень много известных артистов, актёров к сотрудничеству со своим театром. Если вы возьмёте её репертуар, то обнаружите, что в каждом спектакле она приглашает участвовать очень, скажем так, разных актёров, разных деятелей. Тем самым она постоянно привлекает новых зрителей.

Помню, как этот театр только начинал свою деятельность. «Ночь перед Рождеством» – это один из первых спектаклей, чуть ли не первый такой крупный. Я нахожусь у истоков этого театра и всегда держу кулачки за него, за то, что там происходит.

Даже, грубо говоря, если я в каком-то аспекте могу быть другого мнения, я понимаю главную задачу, главную цель, и мне это нравится, я в ряду поддерживающих и принимающих активное участие.

Об Ольге Кормухиной

– Ольга Кормухина – не только певица с мощным голосом, но ещё и человек с мощным характером.

– На самом деле благодаря ей отчасти я попал на эстраду, потому что первое моё появление на телевидении связано с шоу «Две звезды». Суть того шоу как раз в том, что известные артисты в дуэте с не очень известными артистами, иногда даже не с артистами, принимают участие в музыкальном конкурсе и пробуют себя в разных музыкальных произведениях.

И вот как раз мне выпала большая честь и удача работать с Кормухиной. Потому что она очень требовательный человек, очень высокого уровня как исполнительница, я могу даже сказать, что она отчасти мой учитель. Она оказала на меня очень большое влияние, и мы остались друзьями и до сих пор общаемся, пересекаемся, и я с огромным уважением всегда к ней отношусь.

– Были ли у неё к вам какие-то замечания по работе?

– Конечно. У нас были разные отношения. И она человек достаточно вспыльчивый и темпераментный. И я знаю, что она была у вас на передаче, я думаю, что вы сами это ощутили. У неё огромная энергетика.

Она настоящая рок-певица. Опять-таки, если уж говорить, у нас таких нет. Ольга – боец. И она действительно очень крепкая духом, очень сильная волей, и эти качества она прививает всем окружающим, она требует от всех какого-то соответствия.

Для меня это был курс молодого бойца за очень короткое время. Потому что мы сразу вошли в тонус и начали петь такие сложные произведения. Она не шла простыми путями, а ставила перед собой задачу, которую ей тоже было непросто решать, но она решила. И передо мной.

Для меня это был вообще разрыв мозгов и голосового аппарата. Потому что иногда я просто не справлялся, но через боль, через усилия, через сопротивление я получил реально очень сильный творческий толчок. Я просто помню, как стал совершенно другим исполнителем, стал совершенно по-другому относиться к тому, что делаю.

– Как вам, кстати, взгляд Кормухиной на коллег, на шоу-бизнес? Она очень жестка?

– Она имеет право на это, потому что она реализовавшийся артист очень высокого профессионального уровня и требующая, и имеющая право влиять на дальнейшее развитие нашей эстрады. Есть такие люди, которые имеют право высказаться, и их мнение имеет силу.

– Даже так жёстко?

– Даже так жёстко. Я не имею права, а она имеет право. И очень многие даже, скажем так, в её возрастной когорте не имеют права, а она имеет право.

О Тамаре Гвердцители

– Глеб, вы также пели дуэтом с Тамарой Гвердцители в прошлом году. Как показалось некоторым, она взяла творческую паузу в отношениях с Россией и уехала в Грузию. Недавно стало известно, что она возобновила свою деятельность. Но вернулась на сцену не здесь, не в России, а в США. И песни на русском практически не исполняет.

– Я не знаю её политической какой-то позиции. Каждый, в общем-то, имеет право на свою позицию. Я не могу никак комментировать сейчас. Я могу просто сказать про профессиональные наши взаимоотношения.

И как раз Тамара Гвердцители – это опять-таки глыба, это тоже человек, который просто для меня загадка. Потому что два-три часа петь вживую и, в общем-то, прекрасно себя чувствовать и всегда быть на позитиве – это вот про неё. То есть она колоссального профессионального уровня, она настоящая артистка, полностью отдающая себя творчеству.

Понимаете, мне ещё сложно комментировать очень многих творческих людей, потому что я знаю, чем живут эти люди. И ставить их у стены и требовать от них чёткой, точной позиции – ну, я не знаю...

Вы знаете, меня отец всегда учил отвечать за самого себя. За себя я могу ответить, а за чужих людей не буду говорить – что ими движет, какие у них есть причины и так далее. Поэтому мне сложно говорить. Я могу ответить за себя, за своих родственников, за тех людей, которых я очень хорошо знаю и, скажем так, могу вникнуть с полным пониманием в ситуацию.

В данном случае я ничего не знаю. Поэтому мне сейчас какими-то громкими заявлениями не хотелось бы бросаться. Тем более в сторону человека, которого я действительно уважаю. А чем живёт человек, иногда меня даже не касается.

О разногласиях с коллегами

– У вас на фоне всех известных событий не случился ли разрыв отношений с друзьями, с коллегами? Есть ли у вас люди, которых вы вычеркнули, внесли в чёрный список?

– Они сами меня вычеркнули. Я опубликовал фотографию с концерта в «Лужниках», где я принимал участие. Фактически открывал этот концерт. И они сами как-то посыпались, написали всякие гадости, заблокировали меня и даже не дали права мне ответить что-то.

Сразу нужные люди, правильные, кто мне необходим и кому я необходим, остались рядом со мной. А те, кого я знать не знал, а они мне написали 25 страниц своего отношения ко мне... ну, хорошо. До свидания.

– Вы читали эти 25 страниц?

– Нет, конечно, вы что. Мне хватило первых двух строк, и всё. Зачем? Я, честно говоря, очень закрытый человек. И тот круг общения, который есть у меня, очень невелик.

– Ну, это какие-то известные люди или исключительно ваши друзья?

– Есть известные люди, есть люди, с которыми я работаю, которые поддерживают мою идеологию.

– Но вы ощутили, что ваш цех разделился?

– Конечно.

– На правых и левых? На тех, кто за, и тех, кто против?

– Я считаю, что очень правильно говорят политологи: ты определись в своей позиции. Я определился сразу в своей позиции, и, в принципе, мой пост в пресловутом фейсбуке* с фотографией в «Лужниках», в общем-то, обо всём говорил. Как и то, что я принимал участие в выезде делегации в Луганск и Донецк. Мне кажется, это всё понятно.

Я считаю себя чисто русским человеком и верю в то, что сейчас происходит. В общем-то, поддерживаю. Я не считаю сейчас вообще вот это время наше культурно плодотворным. Я считаю, что мы живём в эпоху некоего перехода, изменения. И поэтому для меня большой вопрос – то, что останется действительно в культурном наследии нашего времени.

Как правило, что остаётся? Классика. Остаются классические какие-то достижения. Поэтому для меня очевидно, что такие люди, как Гергиев, Мацуев, Спиваков, останутся. А что останется на эстраде как достояние, я не знаю. Для меня большой вопрос.

*Соцсеть компании Meta, деятельность которой запрещена в России как экстремистская.