Башкатов: «Актёры – это не великие мыслители и не моральные камертоны»
«Абзац» в рамках проекта «Так сказать» поговорил с актёром, многодетным отцом Михаилом Башкатовым.
Новым гостем проекта «Так сказать» стал актёр театра и кино, телеведущий, бывший участник КВН Михаил Башкатов. Известность пришла к нему после съёмок в ситкоме «Даёшь молодёжь!». Также артист снимался в сериалах «Папины дочки», «Кухня», «Туристическая полиция» и других.
Михаил Башкатов – многодетный отец. Вместе с супругой Екатериной он воспитывает четверых детей.
В интервью «Абзацу» артист рассказал о проблемах юмора в России, а также поделился своими мыслями по поводу сбежавших коллег по цеху.
О переменах в киноиндустрии
– Михаил, после 24 февраля прошлого года киноотрасль претерпела изменения: Голливуд отказался сотрудничать с нами, многие международные кинопроекты поставлены на паузу. Как сейчас обстоят дела с работой в кино и сериалах в России?
– Да, есть проблемы, безусловно. Ушли какие-то крупные корпорации, из-за этого сократились рекламные бюджеты у телеканалов. Из-за этого сократились бюджеты и на выпускаемую какую-то продукцию. С платформ тоже эти мейджоры забирают контент. Соответственно, наверное, будет падать количество подписчиков. А может, и не будет, я не знаю. Пока вроде все стараются держать прежний уровень выпускаемой продукции.
Я не вижу, чтобы резко сократилось производство кино- и телепродукции. Выпускаются сериалы, фильмы, телепрограммы. Если резко сократить выпуск продукции, наверное, индустрия начнёт в какое-то пике входить. Поэтому сейчас пытаются как-то это всё сохранять.
В какие-то международные проекты меня не звали, поэтому на мне это не сказалось.
– А как вы относитесь к тому, что наши фильмы теперь не участвуют в «Оскаре», например?
– Это всё какая-то чушь вообще. «Оскар» уже давно себя так дискредитировал, что поедем мы туда или не поедем [– всё равно]... Как Евровидение. Что нам это даёт вообще? Зачем это?
О воспитании детей и разговорах про СВО
– Вы ведь многодетный отец – вместе с супругой растите троих мальчиков и дочку. Наверняка уже успели набраться отцовского опыта?
– Да, опыт уже есть, конечно. Я недавно прочитал про материнство (но и про отцовство так можно сказать), что оно похоже на очень маленькое одеяло, которым ты пытаешься всех укрыть, но кому-то всегда не хватает его. Да, действительно так.
Не знаю, есть ли отцы, которые ещё говорят: «Вот я – образцовый отец. Я вообще отец-молодец». Я такого про себя сказать не могу, потому что как бы ни старался, всё равно понимаю, что где-то не успеваю. Просто в силу того, что в сутках 24 часа, а у меня много работы.
Мне ещё хочется иногда лечь, вытянуть ноги дома и сказать: дети, пожалуйста, можно я сейчас просто полчаса полежу? А им всегда нужно внимание. Им нужна любовь. Им нужен отец. Поэтому я стараюсь. Как и все отцы, наверное. Стараюсь быть хорошим отцом для своих сыновей, для дочки.
– Как вы с женой разговариваете с детьми о происходящем? Наверное, в стране не осталось семей, где бы не затрагивали тему спецоперации. Задавали ли дети вопросы о том, что происходит? Какие ответы вы давали на них?
– Да, они задают вопросы. Младшему сыну шесть лет, для него это всё очень непонятно. Если ему начинать рассказывать исторические предпосылки происходящего, он ничего не поймёт, естественно, потому что у него ещё базиса нет такого. Он просто за наших.
А старшим я стараюсь объяснять, что к этому привело, историю, которую они могут ещё обозреть. То есть понятно, что не со времён Киевской Руси, а современную историю, ХХ века. Как это всё происходило и что привело к нынешним событиям. В принципе, им понятно.
Все вопросы, которые у них возникли, были, наверное, где-то в марте-апреле, когда всё только началось. Я постарался ответить на них.
– И всё-таки в какой форме объяснить ребёнку, что происходит вокруг?
– Тут нет универсального ответа, мне кажется.
Я рассказал им исторические предпосылки, что это вообще за территория, что за государство такое – Украина. Что была Российская империя. Что произошло после февраля 1917 года. Про Учредительное собрание и прочее, прочее. Как дальше это превратилось в Украинскую Советскую Социалистическую Республику. Какие территории были к ней присоединены. Донецко-Криворожская республика. Крым. Что произошло там в 91-м, каким образом они обрели независимость. Что произошло дальше. Первый Майдан 2005 года, по-моему. Потом, значит, 2014 год. И как дальше восемь лет шло гражданское противостояние. Какую позицию мы занимали.
В общем, как-то так, на пальцах. Не то что, мол, тут – красные, тут – белые, тут – хорошие, тут – плохие.
Об отношении к спецоперации
– Как вы сами восприняли начало специальной военной операции?
– С болью. Это тяжело мне было. Ты мозгом вроде всё понимаешь, сам себе можешь многое объяснить. Но когда это происходит, ты всё равно чувствуешь боль.
Первое ощущение было: о нет, только не это. Потому что, конечно, как любой психически здоровый человек я не хочу войны, да. И кликать войну, призывать к войне – как-то странно. Это с одной стороны. Но мозгом, да, я всё понимаю.
– А сейчас, спустя год, вы в семье анализировали, что произошло 24 февраля 2022 года? Может быть, изменилось к этому отношение, вы поняли чуть больше, чем когда всё начиналось?
– Да нет. Когда всё началось, мне было тяжело и больно, но это не было большим удивлением. То есть я как будто был готов к этому, нас всё это к этому и готовило. Поэтому сказать, что появились какие-то новые вводные, какие-то новые факты и мы их анализируем – нет.
Просто прошло шоковое состояние, наступило принятие и понимание того, что жизнь должна продолжаться. Мы просто живём теперь с этим.
Об отношении к позиции коллег и друзей
– Удивила позиция коллег по цеху? Кто-то оказался со своим мнением по ту сторону, вы – по эту.
– Поведение некоторых моих коллег по цеху меня удивило. Где-то мне было всё понятно и очевидно. Но не хочу вдаваться в подробности, не считаю правильным обсуждать коллег и вообще посторонних людей. И уж тем более своих друзей я обсуждать не буду. И осуждать даже я их тоже не готов. Кто я, чтобы их судить? Я вообще за то, что нас объединяет, а не за то, что нас разделяет. Я на этом стараюсь концентрироваться.
– А что нас объединяет?
– Общая культура, общая история, наша страна. Не знаю... Любовь друг к другу.
Я почему сразу сказал, что не хочу обсуждать коллег. Я понимаю, что мы сейчас в этом контексте живём, всем это интересно. Но, на мой взгляд, каждый инфоповод, каждое заявление какого-нибудь артиста, публичного человека так сильно раздувается, и столько ненависти вокруг этого, что мы тем самым каких-то внутренних бесов подкармливаем, которые нас будоражат. Всем хочется чего-то жареного, скандальчика какого-то.
Это мне напоминает обсасывание каких-то сплетен. Сейчас сплетен мало, зато есть вот эти чудесные инфоповоды в виде уехавших артистов, музыкантов, на которых можно вылить свой гнев праведный. Я в этом не хочу участвовать.
Каждый в силу своего темперамента и каких-то идеалов действует и высказывается. Но я тут, наверное, соглашусь, с Михаилом Шахназаровым, который частенько песочит артистов. Он правильно говорит, что вообще дело артиста – высказываться на сцене. Да, высказываться теми выразительными средствами, которые ему доступны. А рассуждать о политике, о глобальных каких-то вещах – это не дело актёра.
Потому что актёры – это не великие мыслители. И не моральные камертоны. Никто их такими не назначал и никто их этому не учил.
Я и про себя то же самое могу сказать. Ну с какой стати вообще кому-то должно быть интересно моё мнение по тому или иному поводу? Людям может быть интересно моё творчество, мои роли, программы, которые я веду. А мнение на тот или иной счёт я оставлю при себе.
У меня есть множество друзей, которые искренне поддерживали оппозиционеров. Они сейчас искренне выступают против происходящего. Они от этого не перестали быть моими друзьями. Мы можем быть не согласны в каких-то в политических, идеологических вещах, но есть что-то выше этого, что нас объединяет: прошлое, нынешнее, любовь моя к этим людям, их любовь ко мне.
Я просто больные темы не буду поднимать в разговоре с ними. И так можно жить. Можно общаться, встречаться, любить друг друга, но при этом исповедовать абсолютно противоположные точки зрения. Вот так я смотрю на это. Я не буду делить своих друзей по принципу идеологии.
Об эпохе «Даёшь молодёжь!»
– В обществе сериал «Даёшь молодёжь!» вызывал разные реакции – его смотрели и ругали одновременно. Просили даже запретить, потому что сериал формировал негативные примеры для молодёжи.
– Потрясающе. Задача юмора – не формировать примеры, а высмеивать пороки, реальность искажённую, неправильную. Формировать примеры надо другим способом.
Пародии Райкина – они что, тоже формировали негативные примеры? Ну нет же. Он их высмеивал. Поэтому мы выбирали таких персонажей, гопников. Я никогда не был гопником и никогда им не симпатизировал. Я их видел в своей жизни тысячами. В том районе Томска, где я вырос, их было 80%. Потом многие переросли эту всю блатную романтику и стали нормальными людьми. Но мы над этой субкультурой смеялись. Смеялись над метросексуалами, как Данила и Герман. Так что наша задача была другая. Мы никого не оболванивали. Мы шутили, смеялись.
И то, что дети, которые смотрели «Даёшь молодёжь!», перенимали какие-то наши словечки и примеряли эти образы, не означает, что они стремились стать такими людьми. Покажите мне хоть один пример человека из приличной семьи, который пересмотрел «Даёшь молодёжь!», надел спортивный костюм, кепку, пошёл во двор и стал гопником.
Но это был, да, проект такой. Мы были молодые, мы только закончили играть в КВН. У нас было просто море сил и желания что-то делать. Часть этих персонажей мы придумали сами. Изначально это задумывалось вообще по-другому, как «6 кадров», только молодёжные. Потом появились какие-то персонажи сквозные, которые пошли через весь этот сериал.
Цель одна была: сделать классный юмористический проект. Смешной, современный, какой-то новый, которого ещё не было. С этой задачей мы справились, в общем. Он стал народным. До сих пор в мемах всплывает периодически.
Если мы кого-то оболванили – ради бога, простите. Задачи такой не было.
– А сегодня сериал «Даёшь молодёжь!» был бы популярен? Какие герои были бы востребованы?
– Сейчас все субкультуры ушли в интернет, огромная часть жизни людей проходит в интернете. На улицах гопников не встретишь – есть какие-то неадекваты в интернете, они туда все переместились. Как их изобразить на экране, я себе с трудом представляю.
Опять же, юмор тоже частично ушёл в интернет из телевизора. Да, кого-то наверняка можно высмеять. Всегда есть какие-то вещи в обществе, явления, над которыми стоит посмеяться.
Но шутить, конечно, стало сложнее. Сейчас всё становится чёрно-белым. По крайней мере, в инфопространстве всех стараются разделить на какие-то кучки. А юмористы – они ж такие, мы привыкли над всем смеяться. Внутри себя вообще нет запретных тем, просто понятно, что не всё можно по телевизору показывать. А тут пошутил вдруг – и всё, тебя записали в какой-нибудь не тот лагерь. А дальше оправдывайся, извиняйся. Тяжело.
А шутить-то хочется на острые темы. Про ремонт, на какую-то отвлечённую тему можно, конечно, но хочется всегда шутить о чём-то злободневном. А на злободневные темы сейчас шутить тяжело.
О границах юмора
– А над Родиной можно шутить? Смеяться над своей страной можно?
– Я себе с трудом представляю, как можно шутить над Родиной.
– Ну у некоторых это, к сожалению, получается.
– Это будет просто не смешно. То есть шутить над Родиной можно за границей, наверное. Тем, кто эту страну больше Родиной не считает. Наверное, так. Им будет смешно.
– В качестве примера шуток над Родиной: юморист Семён Слепаков таким образом сейчас шутит.
– Я не буду обсуждать Семёна Слепакова.
– Хорошо. Почему ты не уехал?
– Потому что у меня даже такого плана не было. Это не было бы планом ни B, ни C, ни D, ни E, ни F, ни G. Это не было бы даже 50-м из возможных вариантов. Такого варианта не было. Потому что я не вижу себя нигде, кроме России, кроме моей страны. Как пел Анатолий Крупнов, «когда начнёт звенеть последний звонок, я буду здесь, если буду в живых».