Донбасс и смысл патриотизма

– Александр Яковлевич, как ваша жизнь изменилась за этот год?

– Во-первых, сразу скажу, что я с этим связан много лет. То, что сейчас произошло с Донбассом, Донецком, – это для меня не открытие.

Я лично был знаком с Захарченко Александром Владимировичем (с 2014 по 2018 год глава Донецкой Народной Республики (ДНР), был убит в результате взрыва бомбы в кафе «Сепар» в Донецке 31 августа 2018 года – прим.). Просто счастлив, что я был знаком с этим потрясающим, красивым человеком. Очень духовным человеком. И почему восстал, почему этот человек восстал?

Моторола (Арсен Павлов, командир противотанкового специального подразделения «Спарта» ДНР, 16 октября 2016 года погиб в результате взрыва в лифте дома, где он жил – прим.), ещё были ребята – они встали на защиту нашей культуры, нашего языка.

Что такое patria? Patria – это «земля отцов». Я люблю культуру своего народа и стараюсь по возможности глубже погружаться в историю своего Отечества. Но я в такой же степени с уважением отношусь к другой культуре. Говорят, сколько языков ты знаешь – столько раз ты человек. Это прекрасно, ты богаче становишься. Сколько культур ты в себя поглощаешь – [настолько] ты сам становишься многоцветнее, интереснее.

А когда ты зациклен только на своей нации и нет у тебя ничего другого – это и есть национализм. Это фашистская идеология, она была [на Украине] изначально.

Я знаю, что такое бандеровцы. Я снимался в фильме «Отряд специального назначения», играл Николая Ивановича Кузнецова. Съёмки были в Ровно, во Львове. Когда мы приехали, я надел форму обер-лейтенанта Зиберта.

Идёт съёмочный период, стали выходить люди: «О, зиг хайль, наши приехали, наконец наши приехали». Улыбаются. Юмор хороший, тепло, никакой злобы, никакой ненависти, ничего. Подходят ко мне, говорят: «Смотри, как шеврон идёт, как у моего деда. Один к одному». Я тоже им отвечаю, улыбаюсь. Но это были звоночки.

Закончили съёмки, сидим в кафе, выпиваем, празднуем первый съёмочный период, разговариваем. Подходит человек, говорит: «Слушайте, москали, тут с русской речью давайте потише, а то ухо режет». Я гляжу: злоба, ненависть просто. Это второй звонок.

О поведении деятелей культуры

– Вернёмся в март-апрель после начала СВО. Люди чувствовали интуитивно, где правда, но им никто не объяснял, с ними никто не разговаривал, пропаганда очень поздно включилась. В связи с этим к людям культуры очень много вопросов. Почему они не подхватили это всё и не начали говорить с людьми на человеческом языке до того, как заработала какая-то более кондовая пропаганда?

– Потому что страх. Потому что у многих, особенно у представителей эстрады, заложено очень много было за рубежом – дома, какие-то особнячки. Ну, представьте, 50 государств встали против нас.

Маленький пример – Чулпан Хаматова. Ну, замечательная девочка, талантливый человек, театр «Современник». Успешная. Всё есть, всё хорошо. Я не думаю, что у неё там какие-то особняки за границей, в отличие от Пугачёвой и прочих всех этих. Она скромная, но говорит страшные вещи.

Во-первых, её стали насиловать: давай, говори про Россию, обливай её помоями. Этот негатив им необходим был. Она говорит: «Вот, когда я играла в театре «Современник», к нам часто приходили группами солдатики. И сегодня они на фронте стоят вместе против украинцев. Те солдаты, которые посещали наш театр, там офицеры, они не будут стрелять в Украину. Они будут стрелять вверх или будут сдаваться в плен».

Это звенящая глупость, которая сказана неглупым человеком. Меня потрясают такие вещи.

Или Артур Смольянинов*. В фильме «9 рота» снялся – всё нормально. У них образовалось какое-то братство – пусть киношное, но всё равно боевое братство. Прошли через какие-то киношные, но горнила. И вот он совершенно спокойно в интервью говорит: «Я буду стрелять в своего коллегу по профессии актёрской».

Совсем другая история – с музыкантом Бориса Гребенщикова Андреем Решетиным. Удивительный человек, скрипач (в 59 лет Решетин записался добровольцем и отправился в зону СВО – прим.), а он на фронте играет мелодии Гребенщикова.

Как Зеленский заигрался

– А что вы можете сказать о Владимире Зеленском? Он же тоже ваш коллега.

– Он всю свою игру проиграл в своём «95-м квартале». Он проиграл себя, он уже всё проиграл. Володенька, не переиграл ли ты, не заигрался ли ты? Милый ты мой «коллега», что ты творишь, что ты делаешь? Ведь пора как-то одуматься.

Есть два типа актёров: представления и переживания. Так вот, актёры представления поиграли, представились, повыкобенивались, так сказать, похулиганили – и забыли. А актёры переживания – они погружаются в образ.

Бывает ещё и глубокое погружение в образ. Погрузился актёр в него, а уже выйти не может из этих штанишек президента, и уже ему мало этой цирковой арены, хочется больше. И возомнил он себя уже Люцифером, Наполеоном. Посмотрите ему в глаза – он меняется на глазах. И всё.

Об уехавших артистах

– Я бы хотела вернуться к актёрам, которые уехали. Вы пытались, может быть, кому-то что-то объяснить, доказать? И вообще, есть ли смысл кому-то что-то сейчас доказывать?

– Я не хочу объяснять вот этим ребятам, которые уехали туда. Уже есть евангельское изречение, помните притчу о блудном сыне? Очень скоро придёт это время. Сейчас происходит титаническое смещение пластов. Кто-то этого просто не понимает, кто-то боится.

Есть у Будды одно выражение: «Бросай в меня камни, бросай в меня грязь, а я река». Для меня река – это моя Россия. Сегодня в очередной раз её обливают помоями, хулят, ненавидят, разрушают памятники Пушкину, Екатерине Второй, Николаю Ивановичу Кузнецову.

Даже к Тарасу Шевченко уже стали негативно относиться, потому что он считал, что мы все – русские, генетически одна нация, один корень у нас.

Когда уничтожается культура, сжигаются книги, забираются, уничтожаются наши церкви – это явный сатанизм. Бесовство идёт. И как мы можем в такое время спокойно рассуждать: а чего вы, ребятки, убежали туда, как вам не стыдно? Не надо, ребята, подумайте. Вы же здесь родились, у вас же здесь корни, вас же очень многое связывало, вы здесь зарабатывали деньги. И вы сейчас ещё нам же гадости говорите, нас обливаете помоями и кидаете, швыряете в нашу сторону камни.

У меня был фильм такой – «Это сильнее меня». Там одни из главных ролей – у меня и Вани Гаврилюка, с Западной Украины как раз был. Мы очень подружились с ним, пели украинские, русские песни.

А потом пришёл момент, и я говорю: «Вань, что там происходит?» И чувствую – интонация другая: «Ну, это у вас происходит, у нас всё нормально. Это вы там, москали, устраиваете».

– В каком году это было?

– Где-то года два назад было, когда уже обстреливали, когда в подвалах сидели все наши старики, матери, дети в раздолбанном Донецке, Луганске. Я помню, ехали из Луганска в Первомайск ночью, потому что когда обстрел был днём, ночью не стреляли. Джип был у нас с затемнёнными окнами, сидел рядом с нами мальчишка девятнадцати лет, с автоматом. Мы едем так тихо, спокойно, они всё там разговаривают между собой, а у меня ноги затекли.

Подъехали к очередному блокпосту, я хочу открыть дверь, выйти размяться. Кидается этот парень коршуном, закрывает меня и тихо говорит: «Закройте дверь, закройте». Я говорю: «А в чём дело?». А он отвечает: «Вчера двоих вот тут убили. Там снайперы. И у них приборы ночного видения, американцы им поставили».

Я так понял, что он меня спас. Вот этот мальчишка меня просто спас. Он закрыл меня собой. Я его никогда не забуду.

О противостоянии с Западом

– Какими словами можно описать то, что сегодня происходит?

– Сегодня очередная борьба нашего православия, нашей русской земли, наших русских людей против англосаксов. План «разделяй и властвуй» на Западе был всегда, и все [тамошние] президенты мечтают только об этом.

Когда выявили этого болтуна нашего, Горбачёва, с загадочным чудовищным словом «перестройка» – перестроили сознание, но ничего не выстроили. Потом пришёл Ельцин и сказал: «Господи, благослови Америку» в конгрессе Соединённых Штатов. И началось изменение сознания у людей.

Я помню период, когда за одни погоны на Тверской просто избивали. Вышел офицер или солдатик – набрасывалась стая молодых ребятишек и избивала.

Никогда не забуду, как у Большого театра под скамейкой ползал пожилой мужчина, трезвый. Видно, что издалека приехал, из деревни, глубинки какой-то. Мозолистые руки, цвет лица своеобразный. Эти глаза никогда не забуду.

Я подошёл к нему, говорю: «Бать, что случилось, что произошло?». Он повернулся, плачет, говорит: «Да ничего особенного, сынок. Я медали собираю свои». Говорю: «Что такое?». «Да, – говорит, – я сейчас сидел, ждал своих однополчан, а никто не пришёл». Говорит: «Они [молодые ребята] сорвали мои медали, ордена, разбросали и с хохотом убежали». И мы вдвоём ходили и собирали эти медали его.

Не забуду и Северодвинск. Мы прилетели в город на самолёте, забитом продуктами, потому что наши матросы ели гнилую картошку. Армия была в полной нищете. Спускаемся по трапу – стоит вице-адмирал. Почему-то без головного убора, седой, красивый человек. Смотрит на нас так удивлённо, говорит: «Мужики, вы русские?». Мы говорим: «Да, мы русские». Спрашивает: «А американцев нет?». Я говорю: «Нет». И спускаемся. А он говорит: «Матрос, давай кружку». Матрос приносит ему чайник, наливает водки полную кружку. И выпивает.

Слёзы его тоже не забуду. Он рассказал: «Думал, должны сейчас прилететь американцы и порезать наши две подводные лодки очередные. Правда, одну спрятали, а одну мы отдаём. Вынуждены отдавать, есть приказ».

Я застал эти моменты, поэтому я и психологически, и нравственно готов к тому, что происходит сегодня.

Ответ молодым

– Если молодой человек, который не понимает, что сейчас происходит, подойдёт к вам с просьбой объяснить, почему то, о чём мы говорим, – это правда, почему он должен в это верить. Вы как ему ответите?

– Хороший вопрос. Можно упиваться своим словоблудием, говорить о каких-то высоких материях. А он просто подходит и говорит: а что делать, как?

Салтыков-Щедрин сказал: «Я до сердечной боли люблю мою Родину, мою Россию». Если ты любишь до сердечной боли – ты будешь делать всё возможное и невозможное. Твоей матери сегодня тяжело. Это твоя Родина, это наша мать, ей тяжело сегодня. Зачем же бежать туда? Сделай всё возможное и невозможное, чтобы помочь ей. Помочь надо. А вы её ещё и грязью обливаете. Она тебе дала всё – дала тебе жизнь, она тебе дала соки. Она своеобразная, она непростая, но она многое дала тебе.

Значит, прими как данность – изучая, немножко прикасаясь к истории. И делай какие-то выводы. Ну, по крайней мере, не обливай помоями, грязью. Ты уехал туда. Придёт время – может, ты покаешься, а может – нет, там останешься со своим мировоззрением. Но не обливай грязью, не швыряй камни в свой огород.

Давайте уйдём от этой дебилизации. Прикасайтесь к истории, учите поэзию. Я преподаю во ВГИКе. Студентам никогда не навязываю свою точку зрения. Всегда говорю: ребята, чтобы мыслить, надо к образам обращаться. А что такое образы? Это не просто проза там, литература – это поэзия, музыка, культура. Я умоляю вас, чтобы ни дня без строчки. Уж о четверостишии не прошу.

Если вы будете прикасаться к высокой культуре, к высокой поэзии, у вас не родится злобы и ненависти. У вас будет в основе любовь, и вы будете мыслить нормально. Вы будете хотя бы немного ориентироваться в любой ситуации – в исторической, социальной.

О нашей идеологии

– Все так любят говорить, что у нас нет единой идеологии, которая бы нас объединяла. А что сейчас может быть идеологией?

– Отвечу. Вы знаете, меняются знамёна, меняются гимны. Самое главное, что у нас остаётся, – это наша Родина.

– То есть земля?

– Земля. Наша земля, наши корни, наша Россия. Будет новая идеология – и будет новая формация, много новых преображений будет. И религиозная структура тоже станет меняться – не в корне, но что-то будет, какие-то подвижки. Как это было во времена Александра Невского, так и сегодня. Буддисты, мусульмане, православные – они объединились.

Казалось бы, не так давно это была Чеченская война. А сегодня в Мариуполе пришёл чеченец в подвал разбитый, увидел десятки голодных, затравленных женщин, матерей, детей. Он вошёл, говорит: «Я чеченец. Не бойтесь». Они ещё больше испугались. А он увидел старика – подошёл, автомат отложил за спину и встал на колено. И всё понятно стало. Это победит, это сюда придёт.

– Продолжая про идеологию. Творческая интеллигенция стала основой для некоего оппозиционного культа. Когда некая брезгливость к собственной стране культивировалась почему-то именно людьми искусства. Почему они стали той самой питательной средой для вот этих вот оппозиционных движений?

– Потому что там много бисера, много лёгкости, много юмора.

Меня больше всего убивает попса. Это самое страшное, что могло быть вообще. Она настолько стала доминировать над нашей интонацией, ведь у нас такое интонационное многообразие. Культура была уничтожена. И когда сегодня на центральной площади, где кинотеатр «Россия», постоянно показывают эти все американские мюзиклы, происходит деформация в сознании.

О разнице национализма и патриотизма

– Если открыть в Википедии страницу, где написано о вас, там будет указано, что в 2014 году вы принимали участие в «Русском марше».

– Меня обвиняли в чём угодно, но я никогда не был националистом. Вот так случилось, что в этом «Русском марше» вдруг с нами в нашем потоке пошли ребятишки чуть ли не со свастиками. Вклинились туда – и всё. Там я был, Сергей Бабурин (политик, избирался депутатом Государственной думы I, II и IV созывов – прим.) и ещё несколько человек. Это вот такой крик души, что надо остановить всё это. Надо остановить, больше ничего. Я сейчас стою на этой позиции, как и стоял, и буду стоять. Остановитесь, русские! Остановитесь, украинцы! Хватит заниматься братоубийственной войной!

– У меня здесь вопрос не столько о марше, сколько о том, где проходит грань между национализмом и патриотизмом. Как нам её не перейти, чтобы не превратиться в Украину? Мы же понимаем, что там происходит, что все ходят в вышиванках, с какими-то националистическими идеями. Но при этом это такая ширма для любого бесправия, беспредела и так далее. Как нам этот момент проскочить?

– Очень хороший вопрос. Мы уже прошли это в своё время. Оно может захлестнуть и Россию, но я не думаю, что надолго. Я абсолютно уверен, что Божья Матерь – с нами. Это не просто слова. Есть что-то такое, чего я объяснить не могу, – то ли это Дух, то ли Божьи дела, то ли стечение обстоятельств...

Об общем языке с Украиной

– Мы найдём когда-нибудь слова, чтобы понять друг друга с Украиной? Сможем ли когда-нибудь договориться?

– Обязательно сможем. Независимо от нас это произойдёт. Там же есть очень много здравомыслящих ребят, которые понимают, что происходит. Не все же Зеленским, Порошенко, этой идеологией одурманены. Ведь с Крымом произошла удивительная вещь. Практически ни одного трупа и ни одного выстрела. А они были 23 года под пятой [у Украины]. Та же самая и здесь история.

Нельзя унижать русский язык, нельзя унижать достоинство человека и уж тем более – заставлять думать по-украински. Они думают по-русски. Эта земля – русская земля. Была, есть и будет всегда.

Поэтому мы не то что забираем своё. Не убивайте нас, не заставляйте доводить нацию до вот такого состояния, чтобы взяли оружие и восстали против этой бесовщины, против этой фашистской идеологии. Нельзя этого делать. Вот поэтому восстал [Донбасс], это закономерно.

– У вас вообще настрой боевой, мы победим?

– Конечно, победим. А как без этого? Я на сто процентов уверен, что мы победим. Не то что победим – мы найдём выход из создавшегося положения. Найдём обязательно.

* признан иноагентом в России