Художник Виталий Подвицкий: Карикатурист – снайпер, который делает одиночный, но точный сатирический выстрел
В чём главные отличия советской карикатуры от современной, почему западные художники любят «плясать на трагедиях», существует ли конкуренция между карикатурой и мемами. Об этом и многом другом в интервью «Абзацу» рассказал Виталий Подвицкий.
Виталий Подвицкий – мастер карикатуры в современной России. В прошлом – штатный художник РИА Новости, в настоящее время занимается оперативной карикатурой в информационном агентстве Sputnik. Его работы консервативны и всегда стоят на защите страны. До 2013 года художник находился в свободном полёте, но после Крымской весны переключился на политическую карикатуру.
– Виталий, что происходит с карикатурой сегодня, когда журналистика, по сути, переходит с бумаги в онлайн? Как это отражается на вашем творчестве?
– Я могу сказать точно, что рисующей братии очень тяжко. Раньше человек, который рисовал – либо на скале мамонта, либо карикатуру в районной газете – был неким небожителем. Человеком, который обладал исключительным талантом, возможностями доступа к медиа. Когда пришла всеобщая цифровая реальность, фактически карикатуристом смог стать каждый, в зависимости от своих потребностей. В цифровую эпоху появились мемы. Они сильно подвинули карикатуру, карикатуристов. И художникам, карикатуристам, картунистам, комиксёрам пришлось либо подстраиваться, либо изобретать что-то своё. Не все пережили эту эпоху, многие погибли творчески.
– А в чём отличие карикатуры от мемов?
– Профессия карикатуриста сродни снайперской работе. Вот сидишь ты в своём редакционном закрытом пространстве и работаешь точно по конкретному инфоповоду, по конкретной цели. Пока вокруг все бегают, кричат, собирают репортажи и прочее, ты получаешь конкретный инфоповод и делаешь этот одиночный, точный сатирический выстрел по конкретному инфоповоду, достигая определённой цели. Вот чем отличаются мемы от работы снайпера. Мемы – это такой град пуль с разной долей эффективности. Работа снайпера – более умная, интеллектуальная. Карикатура создаётся не в пустоту. Этот выстрел затрачивает и время, и ресурсы, и обнажает позицию самого карикатуриста, и вызывает шквал критики, то есть обратные удары.
– Если говорить про эволюцию карикатуры в России, в чём главные отличия советской карикатуры от современной?
– Советская карикатура – это, конечно, великое явление. Но она была консервативная. Она была мощная. Это, знаете, как гаубица, огнемётная система. Но, на мой взгляд, советская карикатура была лишена динамики. Целая редакция пыхтела над тем, чтобы разработать креатив, потому что это шло и на плакаты, и на фронт, и в кабинеты, и куда угодно. Согласовывалось огромное количество материала. Была большая коллективная работа. А современная карикатура – это динамика, это амплитуда громкости от и до. Карикатура сегодня – уникальный инструмент, который, попадая в Сеть, не исчезает никуда.
– Продолжу спрашивать о различиях. Российская и западная карикатура. Какова разница?
– В Европе в порядке вещей нарисовать, например, какие-нибудь гадости. А наша журналистика – порядочная, честная, миролюбивая по отношению к человечеству. Вот мне порой хочется что-то отжечь, но не разрешают, говорят: «Нельзя, неприлично. Мы не можем их достоинство так оскорбить». Запад в карикатуре пляшет на трагедиях, на костях, на упавших самолётах. Они считают, что это позволительно. И я вижу в этом какую-то культурную стену. Мы не понимаем друг друга. Мы не рисуем гадости, могу точно сказать.
– Вопрос о личных табу. Что вы точно не будете рисовать, что не будете показывать?
– То, что не воспринимает человек. Не рисуется откровенно кровь, не рисуются какие-то вещи, связанные с организмом, с человеческой болью, с детским несчастьем. В какой-то момент я понял, что читатели очень не любят и нельзя над этим смеяться, когда человек случайно попадает в сложные обстоятельства. Вообще смеяться над болью и горем нужно очень осторожно. Тут грань. И я понимаю, что нахожусь на информационной войне. И задача карикатуриста – не разрушить какой-то мир, а, уничтожив лживые образы, восстановить определённую правду.
– Сейчас, когда ситуация вокруг Украины настолько поляризована, что некоторые правители публично переходят на личности в своих высказываниях, что уместно для художника? Быть хитрее или прибегнуть к радикализму? Рисовать противников в образе крыс и нацистов, например?
– Я стараюсь уважительно относиться и к аудитории, и к героям, и к персонам. Рисовать крысами, рисовать в образах, конечно, приходится, особенно сейчас. Но это путь ненависти. И мне понятно, что этот путь ненависти, увеличение громкости человеконенавистнических вибраций – очень слабая позиция на самом деле. Опять-таки, это образы дяди Сэма. По персоналиям, конечно, более осторожно. Никаких матюгов, никакой жути. Карикатуру с запашком у нас ни читатель, ни редакция совершенно не принимают. Я тоже, наверное.
– Зеленский и Байден. Как вы изображаете этих людей?
– C учётом известных событий, для меня оба эти товарища вышли из поля разумной дипломатии. Я бы ещё добавил в этот список пяток европейских персонажей, которых можно совершенно смело выносить за скобки переговорного стола. Зеленский – это клоун, актёр. Человек, который, в моём понимании, ведёт войну не только против народа Донбасса, но и против своего народа, против здравого смысла. Здесь у меня вообще нет никаких иллюзий.
– То есть Зеленского рисуете в образе актёра и клоуна?
– Так и есть. Я, например, не считаю, что человек, который всю жизнь живёт на сцене, вдруг может взять и стать кем-то совершенно другим. И он для меня это демонстрирует. Он не президент, он актёр. Он не управляет государством, он играет.
– А что за образ у Байдена?
– У Байдена тоже есть разные координаты его персонификации. С одной стороны, он президент США. С другой стороны, он пожилой человек, дедушка со всеми атрибутами, которые мы видим. Вот он выходит из образа президента, становясь пожилым человеком и вызывая сомнения, может ли он управлять процессами… Эти вещи тоже попадают на бумагу.
– Как вы изображаете европейских политиков, подливающих масло в огонь в свете последних событий?
– Тот же Боррель, который сказал, что всё закончится на поле боя... Это первое со времён Второй мировой войны заявление европейца об объявлении войны. Я, конечно, так и рисую: на плечах уставших украинских солдат – умирающий Боррель. Они его несут на поле боя, в неизвестность, которую он сам организовывает. Всё это рисуется прямо по их словам. И карикатура в этот момент перестает быть карикатурой. Она скорее становится актуальной иллюстрацией.
– Продолжу тему Украины. Задам вопрос про общий тренд на изображение событий у нас и у наших оппонентов.
– Знаете, вот только вчера мониторил, что там у них творится. Я был поражён, что украинская повестка в карикатуре на Западе очень бедная. Если сравнивать с событиями 2014 года, там просто лавина была. Сейчас почему-то западная карикатура обеднела. Может быть, потому что выплеснулось всё на улицы. В ценники, в экономику, во внутреннюю повестку: как запастить туалетной бумагой, как теперь затариться газом. Рассуждают обыватели на кухне. Вот что у них на первом месте.
– Украину они сейчас не рисуют? Почему переключились на быт?
– Слушайте, когда подсолнечное масло шесть евро стоит, какие украинские события… Газ – 500 евро и прочее. Конечно, они это будут рисовать. Им на самом деле по барабану украинцы.
Вот Шольц [канцлер Германии Олаф Шольц – прим.] стоит, выкручивает батарею. За ним стоят европейцы, все закутанные такие. Шольц звонит Путину: «Владимир Владимирович, если вы не отступите, я сейчас выкручу это!» Вот такой у них юмор. Для немцев, мне кажется, немножко культурный шок наступил в связи с ухудшением условий жизни. Ну, и виноватой, конечно, нашли Россию.
– Как восприняли наши художники события после 24 февраля?
– Меня радует, как наш человек в большинстве своём всё это воспринял. Мы, конечно, не знаем всех тайн, всех секретов и узнаем потом из учебников истории. Но, к сожалению, у меня были некоторые коллеги, которые посеяли панику и просто сбежали в Европу с криками: «Нас сейчас посадят, мы боимся!» Это было что-то очень странное. И я считаю, что это побег с поля боя. Если у тебя есть мнение – пожалуйста, меняй повестку, делай. Я никогда не поверю, что художника-карикатуриста за карикатуру посадят в моей стране.
– Как вы думаете, художник может менять реальность? Может ли влиять на события каким-то образом?
– Вернусь к метафоре снайпера. Если он сидит в окопе и делает свою работу, в масштабах фронта это вообще незаметно. Но если выехал маршал на передовую и попал под прицел, в перекрестье, и его унесли с поля боя от этого выстрела… Вот такое влияние может оказать карикатурист.
Призвание карикатуриста – делать свою работу честно и соотноситься со своей совестью. Возможно, признавать ошибки. И да, менять реальность. Настолько, насколько можешь. Труд карикатуриста довольно рутинный, тяжёлый. Тысячи карикатур идут в топку. А работают с каким-то огромным резонансом – две-три…